Человек из ниоткуда
Шрифт:
Убегать от врагов было не в его правилах, но сейчас у Ланселота не было выбора. Война между двумя враждующими кланами достигла своего апогея. Любая его ошибка была на руку его врагам, Йоркам. Впереди было бескрайнее поле, вправо на все голоса шумел городской рынок, а сзади торопились королевские лучники. Как не манил его широкий дол свободой, Лансселот избрал второй путь. Повернув коня в сторону громогласной людской массы, он бесстрашно врезался в нее. Секунду спустя он спешился и затерялся на рыночной площади.
Глава 6.Война Роз.
– Саймон, не спорь. Я лучше знаю.
Мужчина, вздыхая про себя, согласился. Что толку было спорить, Ведмина все равно настоит на своем. Впервые он уступил ей четыре года назад, сделав предложение. К его удивлению, Ведмина сразу же согласилась. Друзья твердили, что женитьба в 20 лет – это совершенная глупость, похоже, его родители считали так же. Чего не сделаешь ради любимой, тем более, если она поставила Саймона перед фактом, что у них будет ребенок. Счастливый отец без сожалением простился со свободой, желанный ребенок еще больше скрепит их союз. Теперь он будет отвечать не только за себя, но и за двоих, полностью зависимых от него человек. Дочь они назвали в честь матери Саймона, Эммой. В первый год было непросто, ребенок требовал много внимания к себе. Ведмина страшно уставала и почему-то злилась на Саймона, а он прилагал все усилия, для того, чтобы хотя бы на время покинуть семью, которая стала его обременять. Это просто ужас, он и представить себе не мог, насколько капризными могут быть маленькие дети! Ведмина чувствовала перемены в настроении супруга, но делала вид, что ничего не замечает. «Вам непременно надо отдохнуть», – твердили родители Саймона. В последнее время они зачастили в гости к молодым супругам. «Никак не могут решить, подхожу я тебе, или нет», – раздраженно поясняла Ведмина, причину внезапных визитов. Родители оказались правы, отпуск на побережье Средиземного моря, как нельзя пришелся им по вкусу.
Все вещи были сложены, билеты он предусмотрительно переложил в бумажник. Сегодняшний его спор с Ведминой касался пластиковых карточек и наличных денег. Опасаясь, что муж снова будет ссорить деньгами, щедро одаривая ими носильщиков, Ведмина переложила наличные в свою сумочку, точно так же она поступила и с пластиковыми карточками. На руках у Саймона остались считанные евро.
– Ведмина, это унизительно, получать деньги на дорожные расходы у собственной жены.
– Я всего лишь забочусь о нашем семейном благополучии. Мы не можем позволить себе лишние траты.
Пока родители выясняли отношения, трехлетняя девочка настойчиво теребила ухо плюшевой собачки. Мягкая игрушка уже немало пострадала, глаза пса были оторваны, а красный язык, торчащий из раскрытой пасти, приобрел неестественный черный оттенок. Эмма старательно раскрашивала его, темно синим маркером, так, что от усердия у самой девочки щеки и ладони стали синими.
– Эмма, что ты делаешь, негодница? Отдай сейчас же маркер.
Ведмина требовательно протянула раскрытую ладонь, но Эмма поступила точно так же, как большинство маленьких детей. Она продолжала заниматься тем, что ей нравилось.
– Эмма, отдай, иначе я накажу тебя, – на этот раз, Ведмина готова была отшлепать дочь для пущей убедительности.
– Ведмина, не смей кричать на ребенка. От этого они становятся нервными.
Молодая женщина молча наблюдала, как он присел перед дочерью на корточки. Малышка отвлеклась от рисования и посмотрела на отца. Саймон извлек из кармана брюк мобильный телефон и протянул его Эмме. Мелькание букв и цифр на мониторе было таким увлекательным, что Эмма на время позабыла о маркере и своем плюшевом Гуффи.
– Видишь, Ведмина, ничего сложного в этом нет. Напряги свою фантазию, и все разрешиться миром.
– Тебе легко говорить. Ты собрался и уехал почти на весь год, а я постоянно с ребенком. Какая великая заслуга – любить на расстоянии, ты вот попробовал бы день и ночь проводить вместе с нею, выслушивая все ее капризы, я тогда посмотрела бы на тебя.
Похоже, она обиделась, подумал Саймон, когда Ведмина, взяв Эмму на руки, вышла из номера. При этом она наградила мужа таким взглядом, который был способен надолго вывести его из равновесия. Ее тоже можно было понять, как никак незавидная участь для молодой женщины, сидеть дома, занимаясь ведением домашнего хозяйства и воспитанием дочери, когда вокруг твориться так много интересного. Когда-то Ведмина мечтала возводить дворцы, теперь замки возникали лишь в ее воображении. Реальность, окружающая ее, была более чем жестокой, существование, которое она вела, а полнокровной жизнью это трудно было назвать, ей порядком надоело. Дочь не слушалась, раздражая Ведмину, муж не понимал ее возвышенных помыслов, родной отец, еще хуже, часто просто забывал о ее существовании. Серьезная ссора в отношении между супругами произошла почти два года назад, когда радостный Саймон сообщил ей о сделанном ему предложении, преподавать Нумерологию в Школе волшебства. «Хорошо устроился», – ответила ему на это Ведмина, и наотрез запретила ему уезжать. Как истинного волшебника по духу, а не только по сути, Саймона раздирали противоречия, которые не позволяли ему жить в гармонии, без любимой науки и преподавательский работы, поэтому, он сделал свой выбор в пользу мира волшебного. Десять месяцев, с коротким перерывом на рождественские каникулы, он проводил вне дома. Труднее всего приходилось Ведмине, которая лишь в разлуке поняла, как сильно она любит Саймона. Все плохое сразу же позабылось, а на память все чаще и чаще приходили строки из стихотворения Ларри, которое он посвятили семейной чете Финниганов.
Ведмиина взяла себе за правило, как только она начинала плохо думать о супруге, про себя повторяла эти строки, полные любви. Как ни странно, ей становилось легче, вся злость на отсутствующего супруга и усталость от навалившихся на нее забот проходила. Саймон, в тайне от супруги, делал то же самое. Вот и сейчас он тихо повторил:
Глаза твои мне скажут просто,
Но скроют от меня разлуку, и пусть,
Как в океане Тихом остров,
Дождями слез прольется грусть.
Встает разлука между нами,
Но плен ее уже не страшен,
Когда ты знаешь, что цветами,
Любовью путь усеян дальше.
Любить тебя хочу я вечно,
Как Солнце светит из-за тучи,
И как костром взовьется свечка,
Моя любовь с годами лучше,
Моя любовь с годами крепче,
Не испугать ее дождями,
И пусть тебе живется легче,
Разлуке не бывать меж нами.
Ненормальный, усмехнулся он про себя. Если кто-нибудь мог сейчас его слышать, то решил бы, что перед ним или актер, зубрящий роль, или сумасшедший, и благодарение Богу, наблюдатель лишь отчасти был бы прав. Преподавание отнимало у него немало сил и терпения. Саймон старался заинтересовать учеников скучной, на первый взгляд, наукой цифр. Пифагор, Евклид, Архимед, Нострадамус, кем Саймон только не был, а вот роль примерного семьянина ему пока удавалась плохо. Холодность Ведмины способна была толкнуть его на безумный поступок, такой, что имел место почти год назад. Перед самым началом нового учебного года он, напуганный внезапной болезнью маленькой дочери, отказался от места преподавателя, решив целиком посвятить себя семье. Почти неделю потратив на поиски врача, способного вылечить Эмму, он разуверился в традиционной медицине и хотел, было уже обратиться к знахарке, но пристыженный собственными родителями, вовремя оставил эту затею. И вот именно тогда, когда надежды на исцеление Эммы почти не оставалось, Саймону приснился вещий сон. На следующий день он пошел в церковь и, к удивлению, священник не прогнал его, внимательно выслушал и дал совет молиться. Обратиться за помощью к тому, кого не признает ни один даже начинающий волшебник, по словам Ведмины было верхом глупости, но другого выхода Саймон не видел. Молился он неистово, целый день и ночь простояв у иконы, на которую указал ему святой отец. Что тогда шептал Саймон Николаю Чудотворцу, он не помнил, но чудо свершилось. Эмма выздоровела, а Ведмину посетило сомнение, так ли права Магия, что игнорирует слово Божье? То, что Саймон не сделал бы ни по чьему указанию, он с радостью и надеждой повторил бы еще ни один раз ради любимых людей. Ведмина быстро позабыла и о болезни дочери, о том, какой ценой далось ее выздоровление. Любовь бывает жестокой, но без нее жизнь пуста и никчемна. Об этом Саймон не переставал размышлять всю дорогу до аэропорта. Ведмина не спускала дочь с рук, и, похоже, что мир между супругами снова был установлен. Глядя на повеселевшее лицо супруги, Саймон не отставал от нее. Она прелесть, и для него самая лучшая, чего не скажешь о детских игрушках. Когда Саймон пытался смыть с плюшевого Гуффи чернила, он обратил внимание, что игрушка выглядела слишком аморфной, под пальцами Саймона тело пса легко меняло свои формы. Скорее всего, он был набит всякой дрянью, может быть, совсем небезопасной для маленьких детей. В ушах Гуффи что-то скрипело, металлический каркас кое-где уже выпирал наружу. Возникло желание, как можно быстрее избавиться от игрушки, но его владелица, отнюдь не разделяла помыслов Саймона. Девочка, за минуту до этого поднявшая страшный рев, замолчала, обхватив видавшего виды пса, а Саймон с опаской глядя на него, обратился к супруге, – Мина, тебе не кажется, что Гуффи как-то странно пахнет?
– Если тебе что-нибудь привиделось, прочитай молитву, – ответила Ведмина.
Значит, обида ее не прошла, с сожалением подумал Саймон.
Полицейская собака зарычала, когда обнюхивала багаж пассажиров. При повторной проверке овчарка вела себя спокойнее. Подозрение животного передалось и Саймону, с той лишь разницей, что сомнения у последнего возникли по поводу ее работы. Неприязнь легко объяснялась, Саймон с детства не любил собак. Единственного пса, которого он еще мог вытерпеть, был Гуффи, подаренный Эмме дедушкой, отцом Ведмины. Эмма полюбила игрушку так сильно, как могут любить их лишь маленькие дети, которые инстинктивно ищут в мягком друге приятеля для своих игр. Иногда Саймону казалось, что дочь любит Гуффи больше, чем его самого, и тогда в нем просыпалась ревность.
– Что тут удивляться, она видит тебя только зимой, на Рождество, как приходящего Санта Клауса, и летом, во время каникул.
Мина сказала ему жестокую правду. Если он смог сделать нелегкий выбор между миром волшебным и традиционным, то делить детей на своих и чужих, было выше понимания Саймона. О, мудрый Агриппа, как болит голова, наверное, от этого визгливого собачьего лая, отголоски которого, до сих пор стояли у Саймона в ушах. В салоне самолета малышка Эмма задремала, крепко прижимая к себе Гуффи. Мина склонилась над женским