Черная часовня
Шрифт:
– Тебя не повесили, – заметил мистер Холмс с легким отвращением.
– Нет, и не повесят, ибо кто стал бы винить меня за убийство шлюх?
Резкий скрип по деревянному полу насторожил меня. Келли вскочил с табурета и, пригибаясь, словно зверь, обогнул мистера Холмса и бросился к двери.
Где стояла я.
Он оказался рядом в мгновение ока и, схватив меня за руку, крутанул и отдернул от двери. Но потом не отпустил меня и не убежал. А прижал к себе и приставил что-то твердое и холодное мне к горлу.
Я почувствовала запах его страха сквозь несвежую одежду, и меня едва не стошнило.
Если бы на мне была моя обычная прогулочная одежда, то высокий воротник уберег бы шею, но распутный наряд не давал никакой защиты.
– Вот, – прошипел он, шумно дыша и брызгая слюной мне в ухо. – Мир не заметит исчезновения еще одной шлюхи, и я снова смогу заняться служением моему Господину.
Все остальные, кто был в комнате, бросились вперед в попытке задержать Келли, но тут же застыли в ужасе.
Он действовал быстро и уверенно.
Я теперь стояла в той же позе, в какой находились жертвы Джека-потрошителя в Уайтчепеле за мгновения до того, как кровь из их горла начинала хлестать на холодный булыжник улицы.
Страх кинжалом вонзился мне в сердце, но я не могла ни двигаться, ни говорить. Меня словно парализовало, как, должно быть, и всех моих защитников, но они в любом случае были слишком далеко.
Ничто не могло предотвратить стремительный удар мастера-мебельщика. Меня поразила мысль, что рука, украшавшая si`ege d’amour принца Уэльского, может вскоре отправить меня к Создателю.
– Ты ведь не хочешь совершать убийство перед лицом одного из слуг Господних, – сказал мистер Холмс.
Молчание и затем голос у меня возле правого уха:
– Все слуги Господни, если они действительно Его слуги, должны охотиться на шлюх.
Мы не нашли что ответить: выражение «охотиться на шлюх», предположительно из писем Джека-потрошителя, отдавалось эхом у нас в ушах.
Я слышала пульсацию своей крови, словно стремящейся брызнуть из-под кожи вслед за быстрым ударом ножа драпировщика.
Я прижала руку к левому уху, пытаясь приглушить непрерывный гул в венах. Край стального лезвия у меня на горле, тонкий, словно струна скрипки, надавил сильнее.
Шерлок Холмс стоял всего в трех шагах от меня. Ирен – в пяти. Элизабет – в десяти. С тем же успехом они могли находиться в Афганистане.
И вдруг я поняла, что должна сама себя спасти.
– Все жадные лживые шлюхи должны умереть! – вещал безумец Келли мне в правое ухо.
Я задвигала пальцами, осторожно проводя по левой стороне головы, словно прощупывая корзинку для шитья, полную булавок и иголок.
Рукоделие развивает тонкую чувствительность. Вслепую я вытянула за головку шляпную булавку из прически и со всего размаху вонзила длинное стальное острие в грубую руку, что держала меня между шеей и плечом.
Келли взвыл; три фигуры бросились к нам, словно борзые в прыжке, а я позволила себе соскользнуть на пол. Забыв про гордость, я на четвереньках отползла прочь от драки, несмотря на ужасно грязный пол.
Когда я посмотрела вверх, Шерлок Холмс уже крепко держал драпировщика. Для худощавого мужчины сыщик казался невероятно сильным. Но не только благодаря мистеру Холмсу Келли внезапно перестал бороться: Ирен стояла рядом, прижимая дуло пистолета к его виску. Даже безумец понимал, насколько бесполезно спорить с таким аргументом.
Мистер Холмс швырнул Келли обратно на табурет, словно мешок с углем.
– Теперь, сын мой, – сказал он строго, – ты будешь отвечать на мои вопросы без повторных вспышек ярости и перестанешь обращать внимание на этих женщин. Разве ты не помнишь, что в… мм… Библии иногда… э-э… ангелы появляются в малоприятном виде?
Я бы могла ручаться, что мистер Шерлок Холмс очень смутно знаком с Библией и традициями христианской религии.
Глаза Келли задумчиво сузились.
– Я понимаю. Это проверка. Я должен доказать, что достоин идти по следам Христа, слушаясь его прислужника, и не важно, какие искушения меня окружают. – Он молитвенно сложил руки и распрямил плечи. – Да. Я докажу свою способность сопротивляться этим дьяволицам, которые, как вы говорите, на самом деле замаскированные ангелы.
– Замечательно. – Мистер Холмс вновь сделал паузу. – Ты работал над особенным предметом мебели для «Братьев Дюран»?
Келли заерзал на табурете:
– Вещь ангельской красоты для дьявольских актов, но я не знал ее предназначения, пока не привез в дом греха и позора.
– Разумеется не знал, – успокоил парня мистер Холмс, словно действительно был церковником. – Ты послужил невинным орудием. Но когда ты попал туда и понял…
– Я сбежал, отец. Сбежал со всех ног.
– Ты не развлекался там?
– Развлекался? Да кому я сдался в таком месте?
– И не спускался в винный погреб?
Лицо Келли напряглось то ли от отвращения, то ли от попыток выглядеть честным.
– Вино? Признаюсь, я люблю пропустить пинту, другую, но вино – для Господина и для мессы, а не для тех дел, которые вершатся в таких местах, как это. И не для нашего брата.
– Значит, ты утверждаешь, что ушел из дома сразу же, как только… кушетка была доставлена?
– Я работник, отец. Я выполняю работу, а потом ухожу.
От моего внимания не ускользнуло, что Келли и уничтожение падших женщин мог считать призванием или даже долгом.
– Хм, – произнес мистер Холмс с тем же скептицизмом, что охватил меня. – Теперь ты должен рассказать мне о своей миссии, полученной от Бога, и о том, как ты ее выполнял.
Если бы между нашей троицей и этим безумцем не стоял прославленный сыщик, я уверена, ни одна из нас не осталась бы в комнате во время последующих излияний. Во всяком случае, я бы охотно сбежала, особенно после бесконечно долгих мгновений в смертоносных объятиях Келли. Однако, судя по завороженному выражению на лицах Ирен и Элизабет, страх был самым слабым чувством из тех, что они испытывали, хотя у меня по коже бегали мурашки, словно едкая ненависть этого человека превратилась в ядовитые плевки, язвящие мне не только тело, но и душу.