Чистая книга: незаконченный роман
Шрифт:
– Опять блядуна привела.
– Заткнись, харя, – отвечает по привычке Огнейка и бледнеет.
Юра с испугом смотрит на нее: неужели это она? Та девочка? Потом берет ложку, начинает поспешно есть.
– Вкусно.
Лицо у Агнии мрачнеет. Бледное, как маска… Прекрасное. Юра хвалит еду, потом встает, мнется, преодолевая себя, улыбается:
– Ну мне пора. До свидания.
Подумав, он подает руку. Агния не берет. Она неподвижна.
– До свидания, – говорит еще раз Юра
Агния слышит шаги – дверь, вторая. Видит, как он удаляется в монастырь.
Свекор напоминает о коровах. Удавиться? Утопиться? Ну, нет. Ах ты, очкарь проклятый. Чистенький! Барышню свою завел. А кабы твою барышню да на мое место? Посмотрела бы я на твою барышню.
Назавтра Агния идет в монастырь. Кривляется, заигрывает с мужиками – назло Юре. Он избегает ее, уходит в контору. Агнию увлекают красноармейцы. Она идет с ними. Но потом вдруг вспоминает, как Юра прошмыгнул мимо, будто не заметил. Это заело. Ах, не заметил. Постой. Агния заходит в канцелярию…
– Агния, зачем ты это?
И тут Агнию прорывает. Она его отчитывает:
– Вы революцию с братцем делали, за народ воевали, народные права отстаивали, а меня в то время пропивали. Меня в грязи волочили. Ногами топтали. Не любо, да? Чистенький! С барышнями спознался? В панталонах ходят. А брось, не рассказывай – те же суки. Ну, ну, закривился. Нелюбо? А мне любо было, как меня, глупую девчонку, под мужика бросили?
Кто-то из красноармейцев говорит:
– Брось ты эту стерву. Контрреволюционерка.
– Нет, ты постой, гад липучий. Не боюсь. Расстреляй. Хлопни. Думаешь, мне жизнь ваша нужна?
Кто-то другой:
– В тебе кулацкая натура заговорила. Брата позоришь.
– Какого брата?
– Да что вы, ей-богу, с ней связываетесь. У них все потаскухи.
– Агния, выйдем.
– А мне и здесь хорошо.
Юра дал знак остальным: мол, выйдите. Те выходят.
– Извините меня, Агния.
Агния плюнула.
– Дурак посолоный. Ничему ты не научился за свою жизнь. Все такой же блаженный. Ладно, оставайся со своими барышнями.
И уходит.
Потом Юра уезжает, снова приезжает. Может быть, принимает участие в обороне Земцова. Там его ранят.
Агния в это время в монастыре, в госпитале. И вот они снова встречаются. Юра тяжело больной. Приходит в себя – видит Агнию. Смущенно улыбается. Остриженный. Очков нет, безоружен.
– Ну вот, барышня счастливая, – говорит Агния и уходит.
Юра подзывает няню:
– Какое число?
– Такое-то. Две недели лежал без сознания.
– А кто же (он хотел сказать, кто же из-под меня всю грязь выгребал)… Кто за мной все это время ухаживал?
– Огнея тебя, парень, выпестовала. Она никого не подпускала. Тут у тебя на полу и спала.
Агнию он не видел день. Или два. Потом пришла Агния. Строгая.
– Агния, подсядь ко мне.
Потом как-то спрашивает о муже. Агния рассказывает. Потом они постепенно – товарищи. Вспоминают прошлое. Счастливые дни. Потом Юра уезжает на фронт. Или в монастыре остается. И, может быть, Агния помогает ему бежать. Или возвращается он с фронта во время отступления. Идет к Агнии. Через реку. Куда? Кокнут.
– Агния, мы отступаем.
Бледность покрыла лицо Агнии.
– Прощай, Юрий Александрович.
– Я не хочу с тобой прощаться. – Он замигал глазами. Волновался. – Геля, я… В общем… Будь моей женой…
– Женой… Я? – мучительно улыбнулась. – А как же та барышня?
– У меня нет барышни.
– Нету?
– Да…
– Охо-хо… Нет. Насовсем? На всю жизнь?
– Да…
А потом прощаются с матерью.
– Ну, дорогой зятелко… Одна у меня (смерть брата сблизила их). Все… А на дороге дочери не стану.
Едут.
– Геля, это преступно сейчас. Но я очень счастлив.
– И ты меня любишь?
– Мне кажется, я тебя любил всю жизнь.
– А как же барышня?…
– Прощай, Пинега! Увидимся ли?
Концовка
…Красные вышли на Выю. Шли трудно. Бои. Население не давало подвод… Но наконец-то прорвались.
И в тот день, когда падал на них снег (на Агнию и Юру), с того же неба падал снег на Анисимову. Ее в толпе гнали в Архангельск. Белые вступили. На плечи Анисимовой лег самый тяжелый груз.
20 февраля освободили Архангельск. Может быть, там сын Анисимовой старший… Идет на братскую могилу…
Махонька
Махонька и мир
Как увидела первый раз да удивилась красоте его, так с этим чувством удивления и жила до глубокой старости. Потому-то и всерьез иные не принимают, потому и Махонькой зовут (не за один рост).
Ладно, Бог с ним с пересудами. А она, выйдя на луг и оставшись одна, идет как ребенок. И видит то, чего нет кругом. Нет зайца, нет птиц – это в ненастный день, – она и своим воображением сделает их, родит. А то из сказки «вызовет».
От Махоньки пахло летними травами, солнцем, сказками, Русью, стариной.
Идет полем или лесом. Метель. Радуница чертей.
И вот Махонька вступает в борьбу с ними. Крестит. Словом своим их укрощает, отгоняет.
Для Махоньки все живое, для нее нет разницы между пнем и вороной. Поэтому она со всеми разговаривает, бранит их, поощряет, шутит, ласкает.
Нарочно? Вполне серьезно. А может, и играет? Что за жизнь без игры. Да и вообще разве жизнь – это не сплошная игра?Махонька-язычница