Чума в Бедрограде
Шрифт:
Андрей фыркнул, демонстрируя своё отношение к дурацким шуточкам.
— Ты зря вперёд забежал, — раздражённо заткнул он Бахту. — Я не для того всё это рассказываю, чтоб мы тут дружно порыдали над трагической несвоевременностью гибели Савьюра.
— А для чего, собственно? — Соций уже устал от бесконечной Колошмы, не имеющей отношения к текущим событиям.
— Короче говоря, — едва не прикурил сигарету не тем концом Андрей, — впоследствии выяснилось, что стрелялся 66563 не потому, что ему бедроградские драмы даже на Колошме забыть не дают. Стрелялся он, потому что увидел, как мы переговариваемся ногами про препарат для Савьюра и про то, что 66563 нам нужен
Вот теперь Социю стало как-то даже слишком ясно, почему Андрей так не любит вспоминать, кто пистолет Начальника-то разрядил.
— Но он же не мог прямо сказать, чего вдруг помирать вздумал, — зло и очень непохоже на самого себя усмехнулся Андрей. — Он своими россказнями про бедроградские драмы развёл Савьюра как последнего двоечника из института, — Андрей кивнул в направлении потолка. — Савьюр купился. Савьюр, не кто-нибудь. Савьюр, который с двадцати пяти до сорока пяти просидел на допросах, который спектаклей от заключённых каких только не видел. Который хотел 66563 на свободу выпустить с полной реабилитацией и мешком гостинцев. Который слишком болезненно к смертям относился, чтоб вот так просто кому-то верёвку намыливать, то есть пистолет давать. Который — осознайте вы оба наконец! — любую лажу за километр чуял, как будто у него вместо мозга детектор лжи, а вместо дыхания — газообразная сыворотка правды!
— Обороты сбавь, больно пафосно выходит, — осадил его Бахта, сунул прямо в руку бутылку джина.
— Поймите вы, — сделав приличный глоток, гораздо спокойнее закончил Андрей, — после того, как 66563 у меня на глазах умудрился обмануть даже Савьюра, я больше ни единому его слову верить не готов. Без сотни перепроверок уж точно.
Донышко бутылки веско стукнулось об стол.
— Перепроверок так перепроверок, — покладисто ответил Соций. — Как предлагаешь перепроверять, например, свои подозрения насчёт Смирнова-Задунайского?
Пока Андрей собирался с мыслями, Бахта успел сообразить за него:
— До личности Дмитрия Ройша мы так сразу не доберёмся, а с Дмитрием Борстеном всё просто, — Бахта схватил со стола джин, весело опрокинул в себя с четверть бутылки. — Университетского медика должны знать в лицо университетские. Не гэбня, не их служащие, не «реальная власть», а простые университетские. Завязанные в деле, но морально нестойкие. Да хоть этот, как его? Стрём?
— Шухер, — поправил Соций.
— Шухер, да, — подхватил Бахта. — Мы же от него и узнали, что есть в Университете некто Дмитрий Борстен. Он должен его опознать, если найти подход и правильно спросить!
— Я займусь, — благодарно кивнул Андрей, мигом стал собранным и деловитым.
Соций был уверен: Дмитрий Борстен — не Дмитрий Смирнов-Задунайский. Гуанако не стал бы так врать, а значит, кассахская шлюха давно того. Но осуждать Андрея за поиски мёртвой кассахской шлюхи Соций не мог. Он врубился, наконец, что всё это значит для Андрея: если доказать, что Гуанако врёт хоть в чём-то, легче будет поверить, что Гуанако врёт про Гошку.
Так что пусть Андрей ищет кого хочет. Тут уж у каждого свои методы бороться со страхом подставы.
— И всё-таки, завкафский дом, — вернулся Соций к вопросу, который беспокоил его с самого начала больше всего. Гошка не считается.
Андрей сделал кислую мину:
— Опять то же самое. Если 66563 сказал, что в Университете про канализационное заражение не знают, ничего это не значит. Вообще ничего.
— Ну ты ещё скажи, что он и заражал, — ухмыльнулся Бахта, которого явно подзаебали бесконечные сомнения во всех подряд сведениях. — А лучше — что твой Борстен-Задунайский-Смирнов-Ройш!
Соций чуток погипнотизировал многократно простреленную карту Бедрограда на стене, вытряхнул последние мысли о Гошке, собрал мозги в кучу и сказал:
— Забейте на Борстена-Задунайского, есть версии пореалистичней.
Бахта и Андрей повернулись к нему.
— Сразу ведь было очевидно, что надо делать, но мы почему-то рванули не в ту степь, — начал Соций и понял, что избавляться от мыслей о Гошке таки не стоило.
Всё равно за ним сейчас бежать придётся, куда бы он там ни свалил, — ну не пойдёт же Бедроградская гэбня на такое дело втроём!
Да и джин втроём пить как-то невесело.
День девятый. Воскресенье
Уважаемый читатель! В день девятый будь смиренен и не торопи события. Развязка близка, но она не может настать, покуда не завяжутся последние узлы. Да покрепче.
Кафедральное революционное чучело выступает в роли Хикеракли (здесь он тоже был).
Погода ясная, солнечная. Дожди невозможны.
Глава 31. Максим, купи скопца
Университет. Охрович и Краснокаменный
Дома обнаружился Максим!
Чему-то Дима у Гуанако всё-таки научился: дешёвым приёмчикам. У него — браслет, позволяющий не спать. У Охровича и Краснокаменного — отсутствие браслетов.
Но Охрович и Краснокаменный были ПРИСТАВЛЕНЫ, и они не отставились.
Ночь выдалась пресыщенной. Сперва приехали первые грузовики. Охрович и Краснокаменный водили их до Порта, закинув Диму в кузов. Потом Его Димейшество изволил ещё немного поработать. Охрович и Краснокаменный саботировали. Дима был упорен. Охрович и Краснокаменный поставили рекорд по сбору пасьянсов.
Вслепую!
Потом наступила совсем ночь, и труды вечера обратились в трупы.
Весь вечер Охрович и Краснокаменный (с Димой в кузове) искали, куда приткнуть Шухера. Результат был несовершенен: квартира в Старом городе, под ключ снаружи, охрана — не охрана, а пара наблюдателей из достойнейших представителей лингвистического факультета.
Там самые нормальные.
Охрана — не охрана, а чтоб не сбежал. И не помер (от удара в сплетение ему-де сделалось нехорошо на весь вечер).