Чума в Бедрограде
Шрифт:
Максим попробовал представить, на что был бы похож Университет, не случись там Гуанако, но забуксовал уже на контрреволюционном движении. Заглохло бы само? Или всех бы пересажали? Или что-нибудь получилось бы? Но что? Не уничтожение же существующего государственного строя, в самом деле.
Максим буквально увидел перед собой стройный ряд томов ПСС Гуанако, которое они когда-то ваяли всей кафедрой, чтобы идеологически прикрыть действия Университетской гэбни. Увидел Габриэля, который щурился в своих очках с простыми стёклами над затёртыми машинописными листами, пытаясь сложить недоработанные отрывки в подобие целого, и тайком подливал себе в чашку больше коньяка, чем кофе.
Это было давно, с тех пор Габриэль стал щуриться гораздо чаще — может, и правда зрение село? А недавно, во вторник, ещё до того, как разругаться с Габриэлем и хлопнуть дверью, Максим застал на кафедре студентку Шух'eр с первым томом ПСС Гуанако в руках. Нелепо раскричался — вместо того, чтоб порадоваться, что домашняя девочка решила-таки почитать что-то ещё, помимо своей слезливой росской классики.
Задело, что домашняя девочка захотела начать просвещаться именно с томов Гуанако. А с чего ещё, спрашивается, ей было начинать?
— Я хотел спросить, — прокашлялся Максим. — Студентка Шухер и Хащина — там стало что-нибудь понятно? Был, не был в больнице Силовой Комитет? Я же, — Максим замялся было, но продолжил, — я же выключился из работы Университета как раз на этапе выяснения, что с ней произошло.
Ройш, подумал Максим, немногим лучше Максима. Но и Максим не лучше Ройша.
Гораздо, гораздо хуже: он же сам утром четверга ругал того за не скоординированную с гэбней ночную поездку в Хащину после звонка из больницы. Распылялся перед Ройшем, сутулым и скрюченным ещё больше обычного: вы рехнулись, чем вы думали, как бы вы за неё ни волновались, вы должны были сперва известить нас, и хорошо, конечно, что всё хорошо закончилось, а ведь могли пропасть и вы…
Днём четверга Максим рехнулся, думал чем-то не тем, волновался и не известил. Пропал — и хоть в результате вернулся, всё равно нельзя сказать, что это закончилось хорошо.
— Уй бля, она же Шухерова дочка, — Гуанако тем временем звонко хлопнул себя по лбу. — А я-то и не подумал сразу, а он вот с чего!
Максим вопросительно обернулся. Не то что бы его в самом деле так интересовало, что именно произошло со студенткой Шухер. Уже очевидно, что ничего хорошего. Но когда-то давно, тысячу лет назад, в прошлую субботу Максим пообещал ей безопасность — а потом она куда-то испарилась, а Ройш стал ещё сутулей и скрюченней обычного.
Если бы кто-то пообещал безопасность Габриэлю, а потом тот куда-то испарился, Максим бы стёр этого кого-то в порошок.
Только безопасность Габриэлю обещал сам Максим. То, что его запихнула в Порт Бедроградская гэбня, — целиком на совести Максима. То, что он оказался при этом зачумлён, — тоже, но в несколько меньшей степени. В конце концов, медицинская безопасность не совсем в компетенции Максима, хоть это и не оправдание.
Интересно, у студентки Шухер тоже чума?
— Погано вышло, — прищёлкнул языком Гуанако. — Леший, из головы как-то вылетело, что девочка-без-диктофона — Шухерова дочка. Он же на курс меня старше учился, мы же с ним оборот твири не поделили, я и не держал в уме, что у него дочка. У меня-то детей нет. Идиот, — рассеянно побеседовал с собой Гуанако.
— Начал’ник, ты чё? — покосился на него Муля Педаль, лихо вписавшись в сложный разворот.
— Муля, давай без начальников, — поперхнулся Гуанако. — Какой я тебе начальник? Я тебе подельник, а ты не дури.
Максим почти усмехнулся: призрак Начальника Колошмы пролетел мимо услужливого, но не слишком осведомлённого Мули Педали, а тот и не понял, что не так.
— Я только хотел это — как это говорят? — заметит’, — нашёлся Муля Педаль, — что все вроде давно в курсах, что девочку-то папаша и сгубил. Не захотел её в лазарет на лекарство пихат’, написал отвод по медицинским, вот она, неприкаянная, и добегалас’.
— Да знаю я, знаю, — Гуанако досадливо хмыкнул. — Но всего-то не упомнишь, когда кругом так весело. Вроде и с Димой говорили об этом когда-то там в районе Хащины, а всё равно у меня Шухер отдельно, а девочка-без-диктофона отдельно. Нда.
Дима, подумал Максим, мог положить студентку Шухер в лазарет против воли её отца. Тот же Поппер к Диме прислушивается больше, чем к Шухеру.
— Пиздец, конечно, но поделом Шухеру, — аутично брякнул Гуанако. — А за девочку обидно. Мой батюшка тоже любил в мои дела соваться — так я и свалил от него в Порт, как только смог. А она аж до третьего курса никуда не свалила, — Гуанако таки сфокусировался на Максиме, вспомнил, что всё началось с вопроса, где студентка Шухер. — Бедроградская гэбня её прибила. Прям сразу, во вторник.
Во вторник, когда Максим накричал на студентку Шухер из-за первого тома ПСС Гуанако и не спросил даже, какого лешего она не на процедурах.
— А сегодня и Шухера прибили, — продолжил Гуанако. — Только не Бедроградская гэбня, а младшие служащие. И не прибили, а так — зашибли. Его Охрович и Краснокаменный под замок посадили на конспиративной квартире. Сказали, может раскричаться про чуму. Я и не врубился, чего ему кричать, а он, видать, о девочке от кого-то услышал. Кто, блядь, додумался слить? — Гуанако сплюнул. — Не подождать было как будто, пока всё с политикой утрясётся! Короче, на конспиративную квартиру припёрлись гонцы от Бедроградской гэбни, чего-то хотели от Шухера, только мы этого уже не узнаем. Потому что Шухер, блядь, чё-то там попытался выкинуть, а они его, прихуев, и зашибли.
Максим представил Андрония Леонидовича Шухера, субтильного медфаковского профессора, оказывающим сопротивление людям Бедроградской гэбни, и поморщился. В этом было что-то невыносимое, жалкое, нелепое, стыдное.
— Вот уж не думал, что это скажу, но Шухер-то крутой! — заулыбался Гуанако. — Не сдался врагам, помер в бою, не дал им, чего они там хотели. Круто. И на пользу Университету, а поначалу всё выёбывался. Даже если о девочке думал, а не об Университете, всё равно круто.
Выглядел Гуанако так, как будто в университетских рядах прибыло, а не убыло.