Чума в Бедрограде
Шрифт:
— Сергей Корнеевич, вы удивлены? — устало спросил Охрович.
— Мы тоже умеем лажать, — слишком быстро, почти перекрыв Охровича, выдохнул Краснокаменный.
— Только не сегодня, блядь, — одними губами прошелестел Гуанако, осёкся (сколько раз он повторял это в блядской Святотатычевой каморке?), посторонился, дав Охровичу и Краснокаменному внести Диму.
Или уже не Диму.
— Блядь, — гораздо твёрже высказался Гуанако.
— Не блядь, а наглядная демонстрация того, чем хороши наши законы и плохо нелегальное оружие, ими запрещаемое, — поправил Охрович, пристраивая Димину голову на подушку.
— От него бывают дырки в печени. И в ногах, да, — осмотрел Краснокаменный свою руку, только что расставшуюся с Диминой штаниной.
Гуанако уже набирал номер мастерской на первом этаже, хотя проще было бы спуститься, но спускаться было стрёмно, выходить из каморки хоть на секунду было стрёмно, всё что угодно было стрёмно.
— Да? — отозвался Святотатыч на леший-знает-какой раз.
— Врача, срочно. Тяжёлый огнестрел, — Гуанако обернулся на Охровича и Краснокаменного, те немного недоумённо закивали.
Огнестрел, огнестрел — водяная чума и прочие напасти выглядят по-другому.
— Максим таки того твоего мальчика? — хмуро поинтересовался Святотатыч.
Через телефонную трубку было слышно, как он придвигает к себе второй аппарат, нажимает кнопки и пережидает гудки.
Максим?
— Блядь, весь Университет — мои мальчики, — огрызнулся Гуанако.
Максим, очень весело. Просто отлично.
— Всё будет, жди.
Гуанако посмотрел на замолчавший телефон. Конечно же, всё будет — у Святотатыча всегда всё схвачено, можно не париться, можно просто ждать.
Охуенно, блядь.
Охрович и Краснокаменный всё так же бесцветно помялись.
— Двое ваших мальчиков сообщают вам, что ещё один ваш мальчик тоже неподалёку.
— В машине. Снова связан, ему понравилось.
— Желаете применить к нему воспитательные меры?
— Или сначала к нам?
Гуанако посмотрел на них с удивлением. Какие меры, леший.
— Это, гм, спасибо. Вы его спасли.
— Вы потрясающе оптимистичны, Сергей Корнеевич, — покосился на Святотатычеву койку Охрович.
— Но даже если вы и правы, это всё равно не наша заслуга, — закурил Краснокаменный.
Один закурил.
Они совсем ёбнулись?
— Это заслуга Хикеракли. И нашей сознательности в вопросе переодевания чучела.
— Выкинутый монеткой Хикеракли позволяет проспать всего полтора часа.
Они хотели сказать что-то ещё, но Охрович наконец заметил сигарету у Краснокаменного, как-то беспомощно дёрнулся и проглотил следующую реплику.
— Да с вами-то что? — окончательно прихуел Гуанако. — Сдайте Максима Святотатычу и валите отсюда, блядь. Выспитесь, прогуляйтесь, отожмитесь по сорок восемь раз на каждой руке, переоденьте уже своё чучело, убейте кого-нибудь, только станьте нормальными обратно! Пожалуйста, блядь.
Тело на Святотатычевой койке, связанный Максим в машине — это всё куда ни шло, рабочая ситуация, можно разрулить (вероятно). Но ёбнувшиеся Охрович и Краснокаменный — это, простите, как есть удар под дых.
— Не драматизируйте, — воссоединился с сигаретой Охрович.
— Мы крепче, чем кажемся, — подставил ему зажигалку Краснокаменный.
— Необходимость разделиться во времени и пространстве не может нас уничтожить.
— Это было бы слишком просто. И слишком выгодно нашим врагам.
— Вы ещё не забыли, что у нас — у нас у всех — есть враги?
— Не отвлекайтесь слишком на выходки друзей.
— Это порочно.
— Это мелочи.
— Следует помнить о главном.
— Главное случится ночью.
— К ночи надо готовиться.
— Нам — точно надо.
— У нас ещё не найден розовый плюш.
— У вас в Порту ведь найдётся розовый плюш?
— Тогда мы пошли.
— Не будем отвлекать вас от рыданий над телом.
— Или нет, нам говорили, что обычно вы делаете с мёртвыми телами что-то другое.
— Тогда тем более не будем отвлекать.
— Мы сейчас неспособны полноценно присоединиться, так что нам тут делать нечего.
Гуанако заулыбался как идиот: издеваются — значит, живы. Не очень изящно издеваются, но хотя бы метко.
Живы, точно.
— Сергей Корнеевич, последнее уточнение.
— Нам вас ночью ждать, если мёртвое тело станет действительно мёртвым телом?
Ха-ха.
— Ждать, — отмахнулся Гуанако. — Потому что мёртвое тело никуда ночью не пойдёт в любом случае, а следовательно, для демонстрации реальной университетской власти во всей красе нам придётся задействовать запасной план. Я не могу не увидеть Ройша в женском платье!
— В женском свитере с дурацкой брошкой, — затянулся три раза подряд Охрович.
— Этими свитерами Максим и заманил мёртвое тело в своё логово, — никак не мог выбросить окурок Краснокаменный.
— У Ройша — свитера, у нас — розовый плюш.
— Вы подумали о себе?
— Вы должны подумать о себе, или мы вас с собой не берём.
— Иначе Бедроградская гэбня не сможет с чистой совестью расстрелять нас за нашу страсть к костюмированным вечеринкам.
— И дешёвым приёмчикам.
— Мы смирились с вашим подходом, на эту ночь нам потребуются дешёвые приёмчики.
— Подумайте и об этом тоже, вы же большой специалист.
Гуанако рассеянно кивнул.
Ночь, Бедроградская гэбня, переговоры.
Закрыть вопрос чумы в Бедрограде.
Это нужно, это важно, это то, что давно пора было сделать.
В Святотатычеву каморку вошли какие-то незнакомые люди, но Гуанако понял это только тогда, когда с лестницы его позвал потерянный Муля Педаль.
Незнакомые люди склонились над койкой, захлопали надеваемыми резиновыми перчатками, зазвенели каким-то металлом, запахли спиртом.