Чума в Бедрограде
Шрифт:
— В сложном же положении вы собираетесь передать Бедроград во временное распоряжение Комиссии… — на лице фаланги никак не хотела проступат’ озабоченност’, хотя он явно очен’ старался.
— Мы работаем в экстренном режиме, — отрезал Бахта Рука, — и собираемся сделать всё, что в наших силах, чтобы как можно скорее поправить «сложное положение», если таковое имеется.
— Похвальное рвение, Бахтий Цоевич, — гаденько улыбнулся фаланга.
Всё, что связано с фалангой, казалос’ гаденьким — его упорство в обращении к головам гэбни по отдельности, например. Даже собственное имя, давным-давно в документах
— Мы прекрасно понимаем, — Гошка говорил безукоризненно вежливо, но не пытался скрыт’ покровительственного, наглого сочувствия фаланге, — что никто не может разобраться с экстремальной ситуацией в городе быстрее и эффективнее, чем городские власти. — Он достал из кармана спички, чиркнул одной и тут же затушил, не прикурив. — Но, увы, у городских властей тоже бывают трудности.
Последнее высказывание было даже большей ложью, чем всё это пока что не обнаруженное заражение. Не бывает таких трудностей у Бедроградской гэбни — даже у неприкаянных её остатков! — чтобы они надумали сложит’ руки с табельным оружием и ничего не делат’.
Но раз Гошка решил добавит’ драмы, пуст’ уж фаланга считает, что они раздавлены — тем веселее завтра будет отдават’ ему Бедроград вместе с готовым лекарством.
— Зря вы полагаете, что нам легко далось это решение, — будто бы разочарованный чёрствост’ю фаланги, которому неведомы чудеса синхронизации, тоскливо усмехнулся Бахта Рука. — Только другого выхода у нас нет.
— Продолжать работать втроём при критической рассинхронизации с четвёртым — безответственно и противоречит всем служебным инструкциям, — Соций далёк от языка драмы, но неповоротливый, зато такой безапелляционный язык здравого смысла тоже подойдёт.
Фаланга с одобрением кивнул лично Социю — разделяет, зараза, головы гэбни, игнорирует синхронизацию. И вед’ всё это умышленно: чтобы сбиват’, тормозит’, мешат’ думат’ тем, кто давно привык чувствоват’ себя одним целым.
— Кри-ти-ческая рас-син-хро-ни-зация, — фаланга даже запрокинул голову, чтобы получше распробоват’ слова. — Представляете себе, что такое расследование обстоятельств критической рассинхронизации?
— Сталкиваться не приходилось, — ядовито улыбнулся Гошка.
— А вот Андрей Эдмундович в предыдущей своей гэбне едва не столкнулся, — отзеркалил его улыбку фаланга.
Ну начинается.
— Мы в курсе, — Бахта Рука раздражённо сверкнул глазами.
Несложно устраиват’ спектакл’ перед фалангой, несложно злит’ся на Андрея — он заслужил, он творит леший знает что, косу бы ему отрезат’, да косы нет, только хвост. Сложно — отучит’ себя защищат’ Андрея от нападок за набившую уже оскомину историю с «его предыдущей гэбней», как защищали много лет подряд.
— Кто ж не в курсе развала Колошмы, — покладисто ответил фаланга. — И что, не страшно было в самом начале?
Кирпича эта кислая рожа просит, кирпича.
Бахта Рука почувствовал, как слегка придвигается к нему Гошка, касается под столом коленом — не служебный гэбенный код, не осмысленная тактильная реплика, а так, просто — прос’ба успокоит’ся, не встават’ на дыбы.
Фаланга имеет
— Раз Бюро Патентов и фаланги сочли возможным после развала Колошмы назначить Андрея на службу в другую гэбню, — спокойно ответил Соций, — у нас не могло быть никаких оснований сомневаться в его пригодности.
Это любимая армейская песня Соция — старшему по званию, то ест’ уровню доступа, виднее, а мы усердно исполняем приказы, вот и всё.
— Особенно печально теперь сознавать, что назначившие могли и ошибиться, — неожиданно наехал на руководящую верхушку Гошка.
— Вы знаете правду о роли Андрея Эдмундовича в тогдашних событиях? — удивлённо приподняв брови, перешёл в наступление фаланга.
Гошка посмотрел на него как на умалишённого, несчастненького дурачка совсем без мозгов, который знат’ не знает ничего о синхронизации, а вслух тоже обозвал безмозглым, но совершенно по другому поводу:
— Мы знаем о бытующем мнении, что правда про развал Колошмы — не наш уровень доступа.
— Ну вы же должны понимать, — возразил фаланга якобы извиняющимся тоном, — что тогда, почти десять лет назад, вся эта информация была взрывоопасна. На тот момент 66563…
Ну вот опят’ разговоры ни о чём — как проводка и идеология за лето.
Долбаный 66563 для госаппарата — универсальный способ пугат’ детей, как степная чума для медиков. Кое-кто даже пугается: как же, заключённый-без-имени, убивший самого Начал’ника Колошмы! Да кто бы ни убил Начал’ника, правильно сделал — в гэбне не должно быт’ начал’ников, так не живут и не работают, так умирают.
История простая как варёный пихтский лапот’: гэбня Колошмы двадцат’ лет подряд работала криво, ходила разными составами под одним человеком, его и головой-то гэбни не назовёшь, разве что злокачественным наростом. Потом посадили 66563 — тоже отличная история о непрофессионализме, но уже Столичной гэбни, чтоб им, — посадили, и Колошма развалилас’. Начал’ник Колошмы от бесед с 66563 слетел с катушек, ослабил хватку, остальная гэбня думала упечь его подальше, он думал упечь их, 66563 сидел себе на стуле допрашиваемого и провоцировал, а потом Начал’ника кто-то застрелил — при полной-то Колошме понаехавших фаланг и их псов из Силового Комитета!
Поучительно, почти притча о том, что бывает с ненормальными гэбнями, и эта притча нравилас’ бы Бахте Руке — если бы в ней не был замешан Андрей, их Андрей.
Андрею, вернувшемуся из степи в Бедроград, было девятнадцат’ лет — это даже чут’ меньше, чем срок неофициального правления того самого Начал’ника Колошмы.
Девятнадцат’ лет — аккуратная бородка, чтобы казат’ся старше, значительней, и желание всё на свете сделат’ правильно, нигде не ошибит’ся, всем угодит’. Бахта Рука, Соций и Гошка посмеивалис’ над ним поначалу: такой отрядский отличник, выучивший по учебникам всё, что нормальные люди познают методом проб и ошибок.