Чума в Бедрограде
Шрифт:
Короткую, на пару-тройку часов и только к вечеру, но обязательно сделат’. Выкинут’ всё из голов — тех трёх, что осталис’ от Бедроградской гэбни, — потянут’ джин или ещё какое небыстрое пойло. В заведение, правда, не сунешься: эпидемия контролируемая, но может и самовольно доползти до любого бара, ресторана, кафешки — четвёртый ден’ вед’ город травят. Зато, когда не в заведении, можно по бутылкам пострелят’, тоже был бы отдых.
Отменяется отдых.
Бетонная пыл’ так и норовила забит’ ноздри, клубилас’ в воздухе — кожаные плащи
Сначала снимали кафел’, тепер’ б’ют, не осторожничают. Бахта Рука для профилактики прикрикнул: порча служебного имущества, полегче. Его проигнорировали.
Он был в ступоре, таком странном после всех сегодняшних гонок на такси — вязком, липком, приставучем, как дерьмо канализаций, принадлежащих Университету. Сейчас кожаные плащи наткнутся на нишу с пробирками, как пит’ дат’ наткнутся, они же её так усиленно ищут. У них распоряжение от фаланг. Никто не говорил этого Бахте Руке, но и так понятно — Силовой Комитет не крошит чужой кафел’ без их отмашки.
Но как, откуда фаланги прознали про вирус?
Вообще про вирус, леший уж с точным — до конкретной каморки — местонахождением запасов.
Вся затея с эпидемией держалас’ в строжайшем секрете, всё, что могли, делали сами, без привлечения лишних людей. И ладно бы вой подняли какие-нибуд’ врачи — заметили там неладное, взяли анализы, увидели заразу в микроскоп, обратилис’ в Медицинскую гэбню, минуя городские власти. Это представимо, этого они ждали — хотя и не на четвёртый ден’, рано. Но фаланги?
Фаланги не шибко дружны с Медицинской гэбней, через врачей к фалангам сведения бы не утекли. А если и утекли бы — всё равно в микроскоп не разглядишь, откуда родом зараза и в какой подсобке её хранят.
Белые осколки кафеля и чёрные кожаные плащи — как всё это может быт’ настоящим? Может быт’, Бахта Рука отключился за рулём и видит сон, глупый и нелогичный, порождённый взвинченными нервами? Может быт’, в каморку и в сон сейчас вообще шагнёт Андрей, извинится за опоздание и так, между прочим, расскажет, где его искат’, когда Бахта Рука проснётся?
— Чисто, — сорвал пелену ступора голос одного из плащей.
Бахта Рука вздрогнул, тряхнул головой, пригляделся: ниша — вот она, неглубокая, для пятидесяти пробирок глубокой не нужно.
Неглубокая и пустая.
Кожаные плащи хмуро уставилис’ на неё, потом прощупали каждый миллиметр, обнаружили механизм спуска нижней грани.
Всё же проще, можно же не отдират’ кафел’: каморка — уборщика, прямо в полу сток для воды, ест’ сток — ест’ и подпол, в него попадают из люка в другой каморке, ползут на карачках, нажимают рычажок и получают прямо в руки содержимое ниши.
Бахта Рука ехал сюда как раз ползат’ по стоку — и пополз бы, если б экстренная проверка не была на деле конфискацией, если б Силовой Комитет не пёр прямиком именно в эту каморку.
Кожаные плащи потребовали отвести туда, откуда попадают в подпол, и Бахта Рука повёл, сомнамбулически передвигая ноги. Мельком — пока кожаные плащи её не расхерачили — осмотрел двер’ подсобки с люком, потом сам люк: никаких следов, если и вскрывали, то очен’ нежно, скорее уж открывали ключами.
Такими же, как лежали у Бахты Руки в кармане.
Он тайком сжал со всей дури осколок, подхваченный в разгромленной каморке, — больно, кров’, но проснут’ся не вышло.
Фаланги знают про вирус, фаланги послали за ним силовиков, но кто-то увёл его ещё до фаланг, а Бахта Рука никак не проснётся, не стряхнёт с себя этот невозможный, невообразимый, душный бред.
Само собой, в подполе пробирок с вирусом кожаные плащи не нашли. Потом шарахнулис’ за лекарством — в каком помещении его хранили, они тоже заранее знали.
Пустые стойки оскалилис’ на Бахту Руку холодным железом углов — лекарства не было.
Охранник, зажатый кожаными плащами в проёме коридора, мотал головой: сам сменился полтора часа назад, сменщик ни о каких вторжениях на подотчётный объект не докладывал.
Тепер’ кожаные плащи подумают на Бедроградскую гэбню — кого ещё могут покрыват’ охранники? Уже смерили тяжёлыми взглядами, выплюнули извинения за разгром и вышли прочь, в сентябр’скую хмар’.
— Ну мне-то можешь сказать, — шепнул охраннику Бахта Рука безо всякого акцента. Он давно избавился от таврской манеры не смягчат’ согласные. В речи, не в мыслях. — Был здесь кто-то? Чужой, свой, голова гэбни?
Охранник ещё раз повторил, что не знает, что сменщик не упоминал, что это мрак и что он сам сменщика съест с потрохами, как только — так сразу. Бахта Рука улыбнулся, записал имя сменщика и вырвался поскорее на воздух.
Кожаные плащи как раз запрыгивали в свой конспиративный грузовик. Хот’ бы поинтересовалис’, прежде чем вваливат’ся на склад, какие модели грузовиков в почёте у Бедроградской гэбни в этом сезоне.
Бахта Рука отвернулся от них, от узкой дороги, убегающей в синий лес, и побрёл вдол’ стены. В таком состоянии садит’ся за рул’ нельзя, надо взбодрит’ся, продышат’ся, выкинут’ из головы все дурные предчувствия — как будет, так и будет, а ехат’ можно только успокоившис’.
Потеряет десят’ минут сейчас — нагонит на магистрали, потом ещё по городу срежет, он знает, где лучше сократит’ пут’. К тому же грузовик свалит подальше, не будет маячит’ перед глазами.
За складом простиралос’ поле — уже пожухлое, но ещё дышащее тёплым летним паром. Горизонт всё равно был очерчен дымкой ещё одного пролеска, да и на самом поле то тут, то там вскакивали коробки сараев, но и так неплохо.
Просторно.
Бахта Рука закурил и попробовал просто смотрет’ на поле и ни о чем не думат’.