Чума в Бедрограде
Шрифт:
— Колошма ест людей, — просто сказал Бахта Рука, точно этих трёх слов достаточно, чтобы понят’, о чём он, но одумался и пояснил: — Специфическое учреждение со специфическими условиями, которые накладывают отпечаток. Не могут не накладывать, ничьей личной вины или слабости тут нет. Место такое — сами знаете, степняки его дурным обзывали до всякой колонии. Это всё предрассудки, конечно, но колония-то сильно лучше не сделала. Там ничего нет, только камеры и степь, и люди от этого сходят с ума потихоньку. И не одни заключённые, жизнь гэбни Колошмы несильно лучше — допросы, допросы, допросы, а больше ничего, вообще ничего. Лучше ничего и не хотеть, всё равно ведь не будет — разумнее сразу отказаться от любых потребностей. И поэтому даже те, кто вырвался, остаются со своей персональной Колошмой в голове, от такого уже не избавишься.
Бахта Рука не соврал ни в чём, кроме вывода. В то, что персональную Колошму не вытрясти из головы, он не верил — он же видел, как это было у Андрея.
И саму Колошму тоже видел, включая одиозного Начал’ника — давно, до Андрея и даже до Соция и Гошки, в совсем другом составе Бедроградской гэбни Бахта Рука катался туда по делу — вызволят’ служащего, попавшего под раздачу ни за что.
Колошма была жуткая, жуткая и вязкая, не спасала даже широкая, просторная степ’.
Наоборот, получалос’ только хуже — больше пустоты, от которой не спрятат’ся и не убежат’, из которой не ускакат’ на коне и не уехат’ на такси. У степняков никогда не было лошадей, а у гэбни Колошмы — служебного транспорта, им незачем, потому что некуда. Им не сест’ за рул’, не погонят’ по шоссе, пяляс’ на убегающие звёзды фонарей, снимая накопившееся напряжение. Не завалит’ся в заведение с музыкой, выпивкой, хорошим меню и незнакомыми, разодетыми, шумными людьми, не зайти в киоск за газетой, не перекинут’ся парой приветливых и бессмысленных реплик с девушкой на кассе.
Газеты на Колошму привозят с курьером и двухдневным опозданием.
Вернут’ся оттуда в нормальную жизн’, тем более в Бедроград, — праздник само по себе. У Андрея были жадные глаза и очен’, очен’ твёрдое понимание, как много на самом деле значит всё то, чего на Колошме у него не было: газеты, заведения, такси — и синхронизация.
— Травма Колошмой, говорите? — привычка фаланги жеват’ губу раздражала.
— Даже ничего не понимая в травмах и прочей психологии, — весомо пробасил Соций, — стоит иметь в виду, что опыт никуда не девается. Если опыт рассинхронизации уже есть, повторять его менее страшно, нежели в первый раз. Хотя бы с бюрократических позиций.
Что они все трое сейчас несут?
Говорят одно, думают другое, решили трет’е — и наматывают эти круги без конца. Фаланга понукает их кнутом своих наводящих вопросов, рассматривает как под микроскопом, никуда не торопится — хочет узнат’, как же так вышло, что в Бедроградской гэбне один голова заказал смертельный вирус, устроив критическую рассинхронизацию. А Бедроградская гэбня, её остатки, очен’ хотят, чтобы фаланга не узнал, что вирус общий, синхронизированный, но ничего это не отменяет, раз Андрей сбежал.
Вот и ходят кругами.
— Случались ли ранее поводы подозревать Андрея Эдмундовича в намеренном нарушении фактической синхронизации?
Глупые служебные инструкции делят синхронизацию на фактическую, физическую и психическую — как будто ест’ разница, как будто одно не завязано на другое, как будто сокрытие «значимых производственных сведений» не мешает дышат’ в одном ритме.
И да, поводы случалис’, только очен’ давно, в самом ещё начале — и кому, как не фаланге, об этих поводах известно больше всех.
Но Бедроградская гэбня пережила, забыла и выкинула их к лешему — потому что нечего раздуват’ из комара бегемота, тем более из мёртвого комара.
А вопросы всё не кончаются, скатываются в совсем уж мелкие подробности жизни гэбни города Бедрограда. Мелкие и местами болезненные, вед’ вот так вот сидет’ перед фалангой и рассказыват’, сколько сигарет в среднем выкуривает Андрей за ден’, сколько часов ему нужно спат’, чтобы нормально функционироват’, как именно он огрызается, когда ему мешают за рулём, — это какое-то извращённое издевательство.
Но надо терпет’ и отвечат’, надо доказыват’, что Бахта Рука, Соций и Гошка в курсе, что такое нормальная работа гэбни, что они способны будут синхронизироват’ся со следующим четвёртым, которого Комиссия назначит вместо Андрея.
Хорошая гэбня должна быт’ одним целым. Идеальная — должна перестат’ им быт’, если возникла необходимост’.
— Расскажите что-нибудь об эротических предпочтениях Андрея Эдмундовича, — с гаденьким интересом осведомился фаланга. Почти как будто для себя спрашивал, это вед’ так, предварительная беседа.
Новым четвёртым не назначат кого-нибуд’ похожего на Андрея, голов гэбни подбирают не по принципу заменяемости.
— Пёрышки, — с наглой мечтательност’ю ответил Гошка.
— Пёрышки?
— Подключите фантазию.
Фаланга подобрался, выплюнул свою многострадальную губу. Ничего вроде бы не изменилос’, три головы Бедроградской гэбни всё так же сидели за столом рядом с пустым четвёртым стулом, но фаланги — профессионалы в своём нелёгком деле капанья на мозги, фаланги знают, когда терпение исчерпано и спрашиват’ дальше — уже значит давит’.
— К сожалению, я не могу принять ваш запрос на применение права нейтрализации четвёртого.
Что?
Бахте Руке не нужно было косит’ся, чтобы знат’, — Соций не шелохнулся, только молча уставился на фалангу в ожидании разъяснений; Гошка чут’ прищурился, выпустил дым медленнее обычного; и только сам он, Бахта Рука, позволил себе лёгкий вздох удивления — значит, ему и спрашиват’, фаланга самостоятельно распространят’ся не станет.
— На каком основании?
— Существует единственное законное основание не принять подобный запрос, — укоризненно покачал головой фаланга, слегка даже причмокнул языком, изображая бездны разочарования.
У Бахты Руки загудели мышцы — это напрягся Гошка, швырнул на фалангу злой взгляд:
— Андрей задержан лицами более высокого уровня доступа.
— Стоит ли предположить, что третьего? — мгновенно включился Соций.
Бахта Рука и знал головой, и ощущал всем телом, что Соций просто подхватывает реплики, а сам тоже не понимает, о чём говорит. Зато понимает, что Бедроградская гэбня снова перешла в нападение.
У гэбни нет никаких магических способностей, они не умеют обмениват’ся мыслями, Гошка не может передат’ им полувздохом годы обучения на юрфаке, — но для того, чтобы посмотрет’ на фалангу сумрачно, требуя объяснений, это и не нужно.