Чума в Бедрограде
Шрифт:
Взвалил на себя непосильную ношу — закрыт’ вопрос 66563 — и неожиданно справился, за что и был повышен до Бедроградской гэбни. За такое пойди не повыс’, там столько вранья намешали, лезло из всех щелей, грозило прорват’ся наружу и подгадит’ всем.
А всё она, идеология за лето.
66563 жил в Бедрограде, работал в Университете и выпустил пару идеологических книжек, идеологичност’ которых подтвердил аж Хикеракли — тогда ещё живой член Революционного Комитета, второй уровен’ доступа, выше только Бюро Патентов. Столичная гэбня хотела прибрат’ 66563
Вербоват’ людей на чужой территории — глупая ошибка столичных, и столичные поплатилис’ потом, хорошо поплатилис’ (Бахта Рука до сих пор вспоминает ту оперативную вылазку), но сначала поставили капкан на этого самого 66563. Нашли каких-то сумасшедших, замаскировали под других сумасшедших, слепили из них якобы террористическую якобы контрреволюционную группировку, дали книжонку 66563 и отправили взрыват’ Первый Большой Переворот. Чтобы потом пригласит’ 66563 на беседу и рассказат’, что он в заднице, его именем проект государственной значимости едва не сорвали — так что тепер’ либо к ним, столичным, в полуслужащие, либо на Колошму. Это всё не ради его одного делалос’, это война столичных и бедроградских — заело некоторых, что Первый Большой Переворот отдали реализовыват’ Бедрограду.
Ну а 66563 воз’ми да и выбери Колошму. Чего его дёрнуло — никто не знает, но столичные осталис’ с носом. Столько наворотили, а в результате своими руками посадили по кое-как состряпанному обвинению публичную фигуру, даже хуже — автора части современной государственной идеологии. Его потому по имени и не называют до сих пор, что гражданским — да что там, и госслужащим невысоких уровней доступа — лучше не знат’, какие люди иногда на Колошму попадают. Выплыви это в массы, началис’ бы такие кривотолки — никто бы костей не собрал.
Но тут объявился Андрей, отрядский отличник с трогательной тетрадочкой для записей на допросах в руках, привёл хлипкие обвинения 66563 в порядок, фактически придумал сам, за что того стоило изначально сажат’, закрепил эффект сваленным на 66563 убийством Начал’ника Колошмы.
Поступил на службу в Бедроградскую гэбню и узнал, что своими действиями прикрыл от гнева Бюро Патентов зарвавшихся столичных. Жутко злился, смешной.
— Андрей Эдмундович ведь, сам того не зная, помог Столичной гэбне, — пока что разговор с фалангой далеко от Колошмы не ушёл, — или зная?
Остатки Бедроградской гэбни хором загоготали.
— Богатая у вас фантазия, — первым очухался Гошка. — Такого мы ему ещё не вменяли!
— Не хватит оснований для ПН4 — обязательно используем эту идею, — истерически покивал Бахта, вспоминая вечное Андреево «как их земля носит, да лучше б тогда мои обвинения 66563 завернули».
Фаланга всё поглядывал, поглядывал на них со сдержанным любопытством и вдруг поставил диагноз:
— Вы очень хорошо относитесь к Андрею Эдмундовичу.
Повисла неудобная пауза, за которую Бахта Рука успел осознат’, как глупо всё это выглядит со стороны: сидят три человека, честно пытаются навсегда отрезат’ от себя четвёртого, но, отвечая на каждый вопрос об этом четвёртом, скатываются в воспоминания — правильные, весёлые, прямо-таки тёплые. Как будто нет никаких обнесённых складов и побега в неизвестном направлении.
— Мы работали вместе девять лет, — Соций закурил. — Какого ещё отношения можно ожидать?
Фаланга неопределённо качнул головой:
— Расследованию необходимы все подробности происходивших внутри гэбни процессов. Это займёт много времени, да и Комиссия ещё не собрана. А сейчас у нас с вами так, общение с целью составить приблизительную картину, — он посмотрел в потолок, пожевал губу, изобразил непринуждённост’ и светским тоном добавил: — Ну и кто убил Начальника Колошмы?
Вот прикопался.
— Не Андрей, — дружелюбно и односложно ответил Гошка.
— Вряд ли вас на самом деле волнуют наши фактические знания о ситуации, имевшей место вне сферы нашей ответственности, — осудил методы фаланги Соций. — Спрашивайте прямо.
— Хорошо, — согласился тот. — Как вы могли доверять человеку, с некоторой вероятностью причастному к покушению на голову своей гэбни?
Да, был там скользкий момент за три дня до непосредственно смерти Начал’ника — будто бы кто-то из гэбни собирался травит’ его ядом не ядом, но какой-то дрянью. А с подобной дрянью Андрей всегда умел обращат’ся, недаром он потом заведовал всеми медицинскими вопросами в Бедроградской гэбне.
— Очень просто, — Гошка пожал плечами. — Весь развал Колошмы произвёл на Андрея сильное впечатление — первая гэбня, да и возраст такой, подходящий для впечатлительности. Отсутствие синхронизации, перекос власти в сторону кого-то из голов, несогласованная самодеятельность — это с тех пор его любимые кошмары.
— За которые к нему сейчас применяют право нейтрализации четвёртого, — резонно заметил фаланга.
Гошка пожал плечами ещё выразительней:
— Фрайдизм. «Страхи рано или поздно овеществляются и поглощают личность» — или как там в оригинале?
Иногда у Гошки прорезается эрудиция, хот’ он и твердит, что книжки пишут-читают те, у кого силёнок не хватает действительно важными делами занимат’ся. То, что сам он при этом вес’ма и вес’ма начитан, — производственная тайна, известная разве что родной гэбне.
Бахта Рука некстати вспомнил, что Андрей-то Фрайда недолюбливает. Оскорбился бы, если б узнал, что его тут с фалангой с позиций фрайдистских неврозов разбирают.
— Да и без фрайдизма всё ясно, — Бахта Рука понимал, что говорит это как будто бы для Андрея, чтобы тот не возмущался и не шипел, когда потом за каким-нибуд’ длинным пойлом вроде джина они будут вспоминат’ ПН4.
Вспоминат’ — будут, но не с Андреем.
— Поделитесь мнением, Бахтий Цоевич, — не давал расслабит’ся фаланга.