Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
При виде тревоги возлюбленной Хепри тоже помрачнел. Но он, как и она, был вполне спокоен; юноша встал и поклонился господину дома.
– Рад, что тебе лучше, господин Менкауптах, - сказал он.
– Спасибо, - ответил Менкауптах с улыбкой, хотя глядя на него, никто бы не сказал, что ему “лучше” - он был зеленый как салат. Меритамон вдруг испугалась за его жизнь.
– Садись, Менкауптах, выпей сока, - сказала она. Хлопнула в ладоши, подзывая Иб-Вера, который теперь был приставлен к ее мужу.
– Может быть, лучше воды? – спросила Меритамон. –
– Ты такая добрая, - сказал он.
С лица Хепри исчезли последние следы участия.
Когда Иб-Вер обтер Менкауптаху лоб, виски и шею, ему полегчало и он оказался способен говорить. Он первым делом обратился к гостю.
– Я дважды обязан тебе, - сказал Менкауптах. – Что ты хочешь в награду за великое дело, которое ты сделал для нас с женой?
Для нас с женой.
Хепри не смутился и не показал никакой радости, услышав благодарственные слова. Он был так суров, что Менкауптах недоуменно захлопал глазами; он хотел снова заговорить, но тут гость ответил.
– Мне ничего не нужно, господин. Я помог вам не ради награды.
– Но как же так, - удивился Менкауптах такому непонятному бескорыстию – тем более, что знал о бедности своего гостя. – Ты обязательно должен что-нибудь принять от меня!
“Да у тебя ничего нет!
– подумала Меритамон, внезапно разгневавшись. – Все в этом доме – мое!”
– Менкауптах, - вмешалась она, говоря спокойным и непреклонным тоном. – Наш гость очень застенчив. Думаю, он примет как награду наше гостеприимство. Разреши моему спасителю бывать у нас, когда он захочет.
– Конечно! – воскликнул Менкауптах.
Хепри прямо взглянул на Меритамон; он покраснел, но промолчал.
Потом воцарилась тишина; Менкауптах пытался впихнуть в себя хотя бы немного еды, но она чуть ли не вываливалась обратно – он был все еще слишком болен. А может, ему стало плохо именно сейчас.
Меритамон заметила это.
– Думаю, тебе лучше подняться наверх и поспать, - сказала она. – Пусть тебя обмахивают опахалами, я пришлю раба. Сейчас так жарко!
– Да, - Менкауптах кивнул и, слабо улыбаясь, встал; жена поддержала его под руку. – Я благодарен богам, что у меня есть ты, Меритамон, - сказал он, когда они вместе направились к дверям. – Ты такая заботливая и умная!
Спровадив Менкауптаха, госпожа вернулась к своему гостю и, плюхнувшись напротив него на подушку, раздраженно приказала принести вина. Хепри, с выражением стыда, не поднимал на нее глаз и не шевелился. Только когда Меритамон резко окликнула его, юноша вскинул голову.
– Я не могу!.. – начал он, но Меритамон шикнула на него, как рассерженная кошка.
“Хоть ты не будь дураком и молчи”, - сказала она ему глазами, и Хепри улыбнулся. Конечно. Им не остается ничего другого…
И он не откажется от Меритамон!.. Слишком долго он всем уступал!..
Хепри от злости отхлебнул слишком большой глоток вина и закашлялся. Меритамон
– Нехорошо будет, если ты откажешься от приглашения бывать у нас. Мой супруг обидится.
Слуги были совсем рядом.
Хепри кивнул и вытер губы тыльной стороной руки.
– Конечно, госпожа, я не откажусь.
Меритамон не знала, насколько ему стыдно, но знала, что стыд его не удержит – этого юношу сдерживали слишком долго. Им предназначено быть вместе… хуже и постыднее всего сейчас будет, если Хепри струсит!
Но он не трус – он не Менкауптах.
Меритамон подняла кубок и выпила за здоровье своего гостя.
После обеда она отправилась к сыну, чтобы затем заняться хозяйственными делами, которых было более чем достаточно на одну женщину – Менкауптах не занимался домом вообще, а особенно сейчас. Меритамон думала, что муж отлеживается у себя, как она ему велела, но Менкауптах неожиданно попался ей в коридоре.
И неожиданно схватил ее за руку и сжал, умоляюще заглядывая в глаза.
– Меритамон, я так истосковался по тебе, - сказал он. – Я понимаю, что тебе нелегко… но мы уже несколько месяцев живем раздельно!
Меритамон поняла и похолодела. Она верно угадала его жест за обедом – Менкауптах хотел снова видеть ее в своей постели. Ей казалось, что это не горячий и не сильный мужчина; но даже такой, как оказалось, не мог без женщины совсем…
– Ты болен, - холодно сказала она; в ответ на это Менкауптах схватил ее и стал целовать. Он никогда раньше себе такого не позволял. Меритамон вырвалась, подумав с облегчением, что муж не отличается большой силой, а в последние месяцы опустился совсем – а значит, она сможет с ним совладать, если он попытается взять ее против воли.
– Ты болен! – воскликнула она, глядя на обиженное лицо. – Тебе нельзя! Иди немедленно в постель!
Менкауптах не двигался.
– Ты отвергаешь меня! – намного громче, чем позволяли приличия, пожаловался он. Меритамон ахнула, округлив глаза.
– Ты что! Тише! Иди в постель, иди, - она стала сама подталкивать его в мокрую от пота спину, чувствуя, что выделения его тела, к которым она когда-то была равнодушна, теперь противны ей. Он весь теперь был ей противен.
Менкауптах медленно направился прочь, а Меритамон смотрела ему в спину. Ее лицо от брезгливости утратило всю свою красоту.
И она должна будет пустить его к себе в постель?
“Выставлю стражу у своих дверей, если понадобится, - подумала Меритамон. – Это мой дом! Пусть Менкауптах жалуется отцу!”
Тут она представила, как муж жалуется на нее отцу, и ей стало так же плохо, как бедняге Менкауптаху за обедом. Ведь поссориться с Менкауптахом значит настроить против себя весь высший жреческий круг Опета Амона!
То, что Хепри тоже слуга Амона, не имеет никакого значения… он никогда не будет причислен к достойным, и как бы высоко ни прыгнул, какой бы подвиг ни совершил, никогда не уравняется с Менкауптахом.