Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Она не хотела этого, хотя брат стал редкостным негодяем.
Меритамон не ожидала, что ее позовут к его величеству в один из этих пяти дней, но, к ее изумлению, это произошло. За нею явился вестник, сказавший, что его величество желает видеть ее на обеде, который устраивает в честь окончания строительства одного из собственных храмов…
Она не посмела ничего спросить и только выговорила себе время, чтобы совершить омовение и переодеться должным образом. К царю – сейчас? Но ведь она сейчас не может… и она сейчас нечиста; разве Рамсес не понял того,
Меритамон явилась на пир раньше царя, как это было в обычае у придворных. Она заметила, что Идут среди приглашенных по-прежнему нет. При ее появлении тут же встали несколько молодых господ, которые поклонились ей; Меритамон ответила кивком и сама низко поклонилась главной царице и царевне Та-Рамсес, которых заметила в зале.
Девушка приветливо улыбнулась ей, а царица чуть склонила голову.
Меритамон опустилась на подушку, рассеянно глядя, как ей ловко наливают вино и подают закуски. Она чувствовала себя хорошо, только была возбуждена так, что ей стало жарко. Что будет на этом празднестве? Чего захочет от нее Рамсес?
Тут раздались шаги вестника и его громкий голос, выкрикивавший титулы фараона. Все присутствующие простерлись ниц, кто где стоял или сидел.
Выпрямившись, Меритамон увидела, что царь прошел к тронному возвышению, где воссел рядом с царицей; у нее вдруг выступили на глазах слезы обиды, хотя она знала, что иначе быть не может. Но зачем тогда ее позвали?..
Рамсес, казалось, вовсе не обращал на нее внимания. Побеседовав с царицей, он громко призвал присутствующих к молчанию, после чего принялся, гордо улыбаясь, восхвалять себя и восхищаться новым храмом в свою честь. Он говорил так, точно над этой постройкой не трудились ни строители, ни зодчие, а он воздвиг ее единственно своею божественной волей…
Потом Рамсес сказал, что храм будет освящен сегодня после празднества, и широким жестом показал на сидевших в зале жрецов. Меритамон только после этих слов обратила на них внимание… и вдруг обмерла от изумления.
Она заметила среди этих жрецов своего бывшего свекра. Конечно, ведь это очень важный человек. Она все время забывала о его значимости, потому что держался второй хему нечер всегда очень просто.
Меритамон смотрела и смотрела на него с мольбой, забыв о фараоне, радуясь этому родному лицу. Только бы старый жрец понял ее и утешил!..
Второй пророк Амона казался занятым беседой, но некоторое время спустя что-то заставило его повернуть голову к бывшей невестке. Может, он почувствовал ее немой призыв. Меритамон больше всего боялась, что на его лице появится осуждение или отвращение… что он знает о ней?..
Старик коротко и сдержанно поклонился ей. На его лице была разве что печаль, но никак не осуждение. Но Меритамон поняла, что сам он с нею не заговорит.
Тогда молодая женщина поднялась и пробралась к жрецу между пирующих; ей все давали дорогу, и все смотрели с восхищением. Но ей были безразличны суждения придворных. Все, что она хотела услышать, было осуждение или одобрение этого человека высочайшей добродетели.
– Божественный
Она ощутила прикосновение его руки к голове. Другие жрецы затихли и внимательно смотрели на нее – впрочем, она не заметила, чтобы они ее осуждали.
– Как тебе живется, госпожа? – спросил второй хему нечер. – Счастлива ли ты?
Она должна была, наверное, сказать, что счастлива – в объятиях владыки и бога Та Кемет. Или не должна? Ведь она была замужем за Менкауптахом? Но глядя на морщинистое лицо этого дорогого ей человека, Меритамон почему-то думала, что он примет любой ответ…
– Божественный отец, могу ли я поговорить с тобой? – сказала она вместо всего того, что намеревалась. – Ведь нас, конечно, не осудят за это?
– Нет, я думаю, - ответил жрец. Он огляделся. Все, кто сидел поблизости, внимали их разговору; но что плохого можно было усмотреть в беседе Меритамон со старым пророком Амона?
– Пойдем, госпожа, - просто сказал второй раб бога и встал, тронув Меритамон за локоть. Она изумленно встала. Неужели они могут выйти… беспрепятственно?
Жрец и женщина фараона направились к выходу из зала. Меритамон не знала, сколько взглядов устремлено им вслед; но ей вдруг стало очень холодно и неуютно. Она чувствовала, что эта выходка ей даром не пройдет.
Они остановились в пустом коридоре, где поблизости никого не было слышно и видно. Второй раб бога повернулся к ней, сложив руки на животе, и посмотрел очень внимательно и участливо, с готовностью помочь.
– Что тебя беспокоит, Меритамон?
Она вздохнула и вдруг, сама этого не ожидая, прижалась к груди старика и заплакала. Пророк Амона обнял ее, поглаживая по плечу, прикрытому воздушным рукавом.
– Я несчастна, - прошептала она. – Очень несчастна. Ты знаешь, отец, что Аменемхета вызволили из тюрьмы и он живет во дворце?
Рука, лежавшая на ее плече, замерла и отяжелела.
– Да, знаю.
Жрец сказал это так сухо, что Меритамон отстранилась.
– Я не могу простить ему того, что он сделал. Никто из нас не вправе, - сказал пророк Амона. – Как бы он ни сожалел о своем преступлении.
Разумеется, “они” не вправе простить убийцу великого ясновидца! Меритамон тем более никогда этого не простит! Но Аменемхет даже не думал сожалеть!..
– Он не кается! – шепотом воскликнула молодая женщина. – Он упорствует во зле, он называет меня… шлюхой!..
Старик молчал.
– Что ты думаешь об этом? – почти потребовала Меритамон ответа.
– Это очень печально, - сказал жрец.
– Но ты не думаешь обо мне плохо? – прошептала она, доискиваясь прощения в его глазах.
Он покачал головой.
– Я никогда не осуждал тебя, госпожа. Мы все должны повиноваться воле фараона… Менкауптах горюет, но он смирится с этим. Успокойся.
Меритамон опустила глаза, потом подняла, и в них была решимость.
– Я беременна, божественный отец, - сказала она.