Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Но он был спасен, и знал, что не вернется туда, где едва не умер.
Когда он стал способен вставать, жрец попытался покинуть свою комнату и определить, где она находится. У порога ему преградил дорогу стражник, но Аменемхет не испугался… это была не храмовая тюрьма, место настоящего изуверства.
– Госпожа Меритамон, любимая наложница его величества, распорядилась, чтобы меня выпустили, - сказал он, просто чтобы испытать, насколько высоко царь ценит… услуги его сестры.
Стражник посторонился, и Аменемхет с улыбкой вышел.
Он босиком
Аменемхет беспрепятственно вышел на крытую террасу, ограниченную спереди колоннадой. Жрец Амона с улыбкой оглядел это красивейшее место, напоминавшее заросли камыша у реки, запечатлевшие себя вместе со всею живностью в камне к удовлетворению своего владыки. На белых стенах тонко и искусно были нарисованы волны, яркий прибрежный тростник, птицы – а вот, несомненно, его величество, охотящийся на уток. Какой он молодой здесь и полный сил. Жрец с улыбкой провел пальцем по изображению фараона, думая, что Владыка Обеих Земель тоже старится, как и все смертные, как бы ни хотел вечно оставаться таким, каким его рисуют.
Интересно, насколько противно сестре терпеть его?
Аменемхет видел его величество несколько лет назад, когда был жив отец, и Рамсесу уже тогда было около пятидесяти… несомненно, он не стал лучше с годами. Будь Аменемхет женщиной, никогда не лег бы с ним. Как могла Меритамон это сделать? Неужели настолько любит своего падшего брата… или, скорее всего, она просто шлюха… Наверняка изменяла и своему мужу. Впрочем, Менкауптах был ничтожеством – хотя бы потому, что это терпел.
Аменемхет на его месте убил бы жену за такое.
Неизвестно, сколько он еще стоял бы, погрузившись в праздно-тревожные, но приятные раздумья, как вдруг услышал шаги за спиной. Две пары шагов – негромкий и осторожный перестук женских сандалий и громкий, властный стук мужских.
Аменемхет резко обернулся, уронив руку, которой гладил рисунок на стене, и увидел сестру и фараона.
Он так ошалел в первое мгновение, точно не знал до этой минуты, что находится во дворце его величества и сам является его собственностью. Потом Аменемхет упал на колени и уткнулся лбом в пол.
Он лежал так несколько мгновений, чувствуя, как стучит сердце и как мрамор холодит кожу; потом Аменемхету показалось неловким и унизительным оставаться в такой позе. Он знал, что подниматься нельзя, пока не прикажут, но поднял голову и исподлобья воззрился на царя и его наложницу.
Молодой человек рассеянно оглядел платье и драгоценности Меритамон, потом понял, что совершил огромную ошибку… и медленно, робко перевел взгляд на Рамсеса.
Фараон смотрел на него сверху вниз очень холодно, враждебно и удивленно… впрочем, удивления на его лице было меньше, чем враждебности. Очевидно, чего-то подобного он ожидал.
Его величество
– Я немедленно отправлю его обратно!
– Нет, повелитель, не делай этого, - нежно и бурно взмолилась Меритамон, и коленопреклоненный Аменемхет, удивленно наблюдавший эту сцену, вдруг осознал, что она имеет отношение к нему. Что это его судьба сейчас решается! Это его сейчас отправят в храмовую тюрьму, и он там умрет!..
Он попытался снова неловко склониться к ногам гневного фараона, не обращавшего на него внимания, потом понял, что это глупо; вскочил и отпрянул, задыхаясь.
– Не отсылай его! Он умрет! – воскликнула Меритамон.
Сестра сама упала на колени перед фараоном, с намного большей готовностью, чем Аменемхет, и это до странности быстро смягчило Рамсеса. Его лицо изменилось, потом он сам поднял ее, обняв за талию. Аменемхета стыдиться было нечего – это был ее брат, и это был не вполне человек. Преступник. Да разве живой бог стыдится когда-нибудь чего-нибудь?
– Хорошо, он может остаться, - сказал фараон, по-прежнему обращаясь к ней одной. – Но ты прикажешь ему не покидать его комнаты.
Рамсес улыбался, а Аменемхет не моргая смотрел на него и свою сестру. Рамсес поручает ей ее старшего брата. Он отдает Аменемхета своей наложнице, этой бесстыжей потаскухе, в полное распоряжение…
– Да, Великий Хор, - сказала Меритамон. – Он не ослушается меня. Позволь ему только хотя бы иногда… выходить на эту террасу. Мой брат так давно не видел солнца…
Рамсес молчал. Ему это не нравилось.
– Его может сопровождать стражник, - умоляюще сказала Меритамон. – Я сама прослежу за этим.
Аменемхет прикрыл глаза.
– Хорошо, - услышал он милостивое разрешение фараона. – Ты отвечаешь за этого преступника. Он твой.
Аменемхет пошатнулся.
Меритамон отошла от фараона, неохотно отпустившего ее, и прошептала брату в лицо:
– Немедленно возвращайся к себе.
Он попытался выразить взглядом свое презрение, но был сейчас намного более жалок, чем она, женщина.
– Ты понял? Пошел прочь, - сказала сестра. – Если ты еще раз покинешь комнату без моего ведома, тебя могут казнить.
Аменемхет опустил голову и побрел прочь, спиной чувствуя ее горящий взгляд и гнев фараона. В этот миг он жалел, что не умер там, в тюрьме. Его не бесчестили так, даже когда он лежал на вонючей подстилке в подземной камере, горя от лихорадки.
– Повелитель, может быть, отослать его? – прошептала Меритамон, все еще глядевшая брату вслед, даже когда он скрылся. – Может быть, его можно держать под стражей где-нибудь на юге?
– У меня не так много свободных поместий, чтобы предоставлять какое-нибудь из них преступнику, - сказал фараон, тоже внимательно смотревший вслед Аменемхету. – И мои люди также на счету. Я могу сослать его к пограничным постам на краю пустыни. Но там тяжелая жизнь, и если твой брат сбежит, с ним поступят очень сурово.