Дама и лев

Клаудия Касанова

Готье отвернулся от отца и подошёл к окну. Взглянул во двор, где дремали слуги, а дежурные стражники собрались вокруг костра. Под одним из окон напротив кто-то сидел, прислонившись спиной к стене. Это был один из двух рыцарей из свиты Сент-Нуара. На коленях у него поблёскивал обнажённый клинок. Клирик задумчиво покачал головой. В конце концов, не в том ли смысл жизни, чтобы вовремя воспользоваться приливами и отливами, переменами в течении, и, похоже, ветер на этот раз дул в его паруса. Предложение отца приближало его ещё на шаг к вожделенной фамильной печати. Возможно, прольётся кровь, но так уж водится. А что до девушки, то люди женятся и выходят замуж каждый день. Браком больше, браком меньше…

– Согласен. Но вы кое

о чём забыли, отец, – сказал Готье, оборачиваясь к старому Ришеру. Тот промолчал, и Готье продолжил, взвешивая каждое слово: – Церковь, по крайней мере, на словах, не допускает браков без взаимного согласия. И хотя девица была помолвлена с Жилем, ясно, что новый вариант её не устраивает. Не следует доводить дело до церковных судов, ведь судьи могут встать на сторону девушки. Присутствие аббата Гюга тут очень некстати. Однако он человек осмотрительный и если и станет действовать, то только будучи в безопасности и на своей территории. Для нас было бы лучше, чтобы брак фактически уже состоялся, так что стоит поторопиться, если мы хотим выиграть время.

Ришер Суйерский кивнул и прошипел злорадно:

– Чего же ты ждёшь?

Ещё бы день, подумал Готье, ещё бы один день.

Аббат встал, стряхнул с колен прилипшие соломинки и перекрестился. В последнее время ему стало тяжело молиться на ночь: суставы были уже не те, и влага с каменных плит и ночной холод проникали, казалось до мозга костей. Время не щадило его. Он вздохнул и бережно сложил свою псалтырь, маленькое чудо, сотворённое монастырским переписчиком. Мон-Фруа был делом всей его жизни, и, хотя иногда он скучал по солнцу иных земель, за стенами монастыря жизнь его текла счастливо. Он взглянул на кольцо, которое Аэлис Сент-Нуарская поцеловала, произнеся свою клятву.

– Рауль, – в голосе аббата слышалась печаль, – похоже, нам придётся покинуть этот замок раньше, чем предполагалось.

Новиций, встревоженный, поднял голову.

– Вы хотите сказать, что наша миссия завершена?

– Нет. Она едва начата.

– То есть…

– Собирай травы, Рауль. И отопри сундук с оружием. Оно нам пригодится.

Аэлис проснулась от непривычного стука шагов замковой стражи. В Сент-Нуаре один-единственный солдат обходил все узкие коридоры с зажжённым факелом и с коротким мечом на перевязи, и этого было достаточно, чтобы хранить покой внутри стен замка. За внешними зубцами стен – другое дело. Там отряды из двоих-четверых воинов всматривались в ночной горизонт, следя за любым движением со стороны леса или деревни. Поэтому, когда Аэлис услышала голоса у своей двери, она машинально оглянулась в поисках предмета, которым можно было бы воспользоваться как оружием: погасший факел, старый кувшин, даже небольшой сундук сгодился бы для того, чтобы швырнуть его в нападавших. В этом каменном мешке не было почти ничего. Кровать, на которой она спала, и деревянный стул, для неё неподъёмный. В углу стоял чёрный сундук, огромный, как надгробие. Она встала и попыталась открыть его. Безрезультатно. Крышка оказалась тяжёлой, как камень. Девушка прошлась по комнате, расстроенная. Помещение напоминало скорее не спальню для гостей, а мрачную келью, намёк на её будущее, не зависимо от того, останется ли она в Суйере или уйдёт в монастырь. Аэлис на цыпочках подошла к двери и прислушалась к громким голосам, доносившимся с той стороны. Она задержала дыхание, и только тогда расслышала голос Озэра, отвечавшего на вопросы стражников. Когда они отошли, Аэлис тихонько постучала в дверь.

– Озэр! Озэр! – шепнула она.

Несколько мгновений ей казалось, что она так и не дождётся ответа, и наконец:

– Госпожа, с вами всё в порядке?

– Да, да. Откройте, пожалуйста, дверь, – попросила Аэлис.

– Она не заперта. – Лицо Озэра показалось в полуоткрытой двери. – Что-нибудь стряслось? Позвать кого-нибудь

из служанок?

– Нет.

Последовало долгое молчание. Озэр огляделся по сторонам. Стражники в любую минуту могли вернуться, и не стоило им видеть, что он суёт голову в спальню суженой господина. Забеспокоившись, он собрался было отойти и закрыть дверь. Аэлис воскликнула:

– Нет! Озэр… – пробормотала она почти без сил. – Мне очень страшно. Не оставляйте меня одну. Прошу вас.

– Вы не одна, госпожа, – ответил Озэр мягко. – Я буду охранять вашу дверь всю ночь, а Луи дежурит во дворе под окном. Ваш отец – в спальне, что в конце коридора. Вам ничто не угрожает, поверьте.

– Мне бы вашу уверенность. – Аэлис опустила голову и, когда вновь подняла глаза на Озэра, он всё ещё стоял перед ней в ожидании. Она заговорила, не задумываясь, будто слова обжигали ей губы: – Войдите, прошу вас. Охраняйте мой сон. Возможно, не скоро мне придётся опять насладиться покоем.

И, не ожидая его ответа, она подошла к кровати, легла и отвернулась к стене. Через мгновение она услышала звук закрывающейся за Озэром двери и шаги рыцаря. Он подошёл к деревянному стулу, оставил на нём кинжал и вещи, а сам лёг на пол. Между кроватью и своим плащом Озэр положил меч и закинул руки за голову, подложив ладони под затылок. На чёрном небе сверкали звёзды, луна изливала бледный свет, то и дело прячась за грозовыми тучами. Аэлис пробормотала:

– Спасибо, рыцарь. – Немного помолчав, она робко добавила: – Если бы у меня с собой были шахматы, я бы предложила вам партию по старой дружбе.

Ей показалось, что Озэр в темноте улыбнулся.

– Я с вами давно не играю, госпожа. Вы слишком многому научились, так что я рискую проиграть.

– Вы всегда говорили, что я должна сохранять хладнокровие и рассчитывать ходы заранее, – продолжала Аэлис.

– А вы меня никогда не слушались. Удивительно, что вы ещё помните мои уроки. – Озэр повернул голову и увидел черные волосы девушки, струящиеся по её спине. Её плечи вздрагивали. Она рыдала. – Госпожа!

– Я хорошо помню те дни, рыцарь. И никогда не забуду вашей заботы. Это были трудные времена. Только что уехала моя мать…– фраза потонула в рыданиях.

– Я знаю, – тихо произнёс Озэр.

– Мне так её недостаёт. Я бы хотела просить у неё помощи, хотела бы услышать её добрый совет. Вымолить у неё прощение за все грехи, – воскликнула Аэлис в отчаянии.

Озэр привстал и посмотрел на неё, заинтригованный.

– Грехи, говорите вы? – Его голос стал глуше. В комнате совсем стемнело. Луна скрылась, и в окно не проникало ни лучика света, слышны были только два голоса в темноте.

– Скоро меня будут судить и вынесут вердикт. Мне это не важно. Я соглашусь с любым решением судьи, я знаю, что душа моя черна перед очами Господа, – произнесла Аэлис очень серьёзно.

– Уж лучше ничего не говорить, чем говорить загадками. Вы пугаете меня, госпожа, – предостерёг её Озэр.

Аэлис горько усмехнулась.

– А вы, напротив, льстите мне. Эти времена созданы для вас и для вашего меча. Вам нечего бояться, пока он вам верен, пока он с вами, как сейчас. Но нет меча, что защитил бы меня. Я не могу просить о поединке, чтобы разрешить спор с врагами, тогда как они имеют право пытать меня раскалённым железом, чтобы проверить, правду ли я говорю. Но что значит боль, которую могут причинить мне пытки! – щёки Аэлис зарделись от волнения, пряди волос падали в беспорядке на лицо. – Я знаю правду: слова мои – трусливая ложь. Моя единственная защита – я сама. Единственная фигура на моей половине шахматной доски – королева без земель и солдат, и я буду защищать её из последних сил, всеми средствами, которые Господь дал мне, сотворив меня. И если, чтобы выжить, придётся осквернить рот лжесвидетельством, я принесу ложную клятву. Я признаюсь вам, что согрешила, потому что осознаю, что поступила плохо, да ещё и упорствую в своём заблуждении.