Дар золотому дракону
Шрифт:
Древние как-то украшали свою чешую, добавил Диэглейр. Покрывали узорами, которые не смывались и никуда не девались, даже если обернуться в человека и обратно. Но секрет того состава был утерян после катаклизма, его знали немногие мастера, и все они погибли. Нам так и не удалось добиться чего-то подобного. Чем бы мы ни покрывали чешую, после смены облика всё исчезало, мы ведь каждый раз словно бы возрождаемся заново.
Поэтому мы стали украшать одежду. Красивые ткани, вышивка, разная отделка. Этого нам достаточно.
Но одежду же вы убираете в магический карман. Почему не убрать драгоценности тоже. Или их нельзя?
Можно, кивнул Фолинор. Но, видишь ли, Аэтель, чтобы поместить вещь в магический карман, о ней нужно помнить в момент обращения, а оно происходит одномоментно. Нужно успеть мысленно перечислить всё, что ты хочешь убрать. Именно этому мы учимся в детстве.
Нивена говорила, что одежду при обращении рвут только дети, вспомнила я наш давний разговор.
Дети просто забывают, улыбнулся Диэглейр. А у нас это всё отработано до автоматизма. Но мы стараемся одевать один и тот же набор вещей, потому что о чём-то дополнительном можем не вспомнить.
Но вы ходите в разном.
Рубаха она всегда рубаха, усмехнулся Диэглейр. И неважно, простая холщёвая или шёлковая с вышивкой. Мы просто мысленно проговариваем в голове «рубаха-брюки-обувь-ремень», это звучит не особо быстро, но мысленно нужны доли секунды. Если же на мне еще и сюртук про него я должен помнить сознательно, иначе от него останутся лохмотья.
Как всё сложно, вздохнула я. Раньше-то казалось, что просто раз, и одежда исчезла, раз и снова появилась. Сама. Оказалось нет, всё не так.
Вот почему мы не носим украшения, слишком сложно помнить ещё и о них, развёл руками Фолинор, потом взглянул на свой палец. Но про это кольцо я никогда не забуду.
Какое-то время мы ехали молча, я, прижавшись к мужу, обдумывала всё, что только что узнала. Интересно, сколько еще я узнаю о драконах странного и удивительного? Казалось, что знаю всё а потом вдруг новая тайна всплывает.
Мимо окна повозки пробегали поля, деревья, пару раз вдали видела небольшие деревушки. Но ничего особо интересного, как в городе, я не видела, поэтому почти не смотрела в окно, пригревшись в объятиях Фолинора и почти задремав под мерное покачивание. Но заметила, что повозка съехала с основного тракта и, подскакивая на неровной дороге, покатила в сторону виднеющейся вдали деревни, и тут уж дрёма с меня слетела. Я открыла маленькую дверцу в передней стенке через неё можно изнутри с извозчиком переговариваться, и, встав коленями на сиденье, стала смотреть, куда мы едем.
Нижнее Забродье, пояснил мне извозчик. Приехали.
Деревня была больше нашей, и намного, а вот домишки выглядели беднее. Крыши соломенные, не из дранки, как у нас, стены небелёные, просто глиной обмазанные, заборы покосившиеся. Может, это просто на окраине так?
Возле одного из дворов на лавке сидел дед. Притормозив, извозчик окликнул его:
Старый, где тут дом шорника Оерика?
Да тама, дед махнул рукой в ту сторону, куда мы ехали.
Старый, да у вас вся деревня «тама», хмыкнул извозчик. Может, покажешь?
Мы заплатим, выглянув наружу через приоткрытую дверь, Диэглейр показал старику монетку. Тот оживился и закричал.
Идвиг! Идвиг, пёсий сын, где тя носит, подь сюды, живо!
Чё орёшь, дед? из-под застрехи сарая высунулась кудлатая голова. Сам же велел сено старое в угол сгресть.
Дрыхнешь, поди, на том сене-то, заворчал старик. Иди, вон, господам дом Оерика покажи.
Мальчишка восторженно оглядел нашу повозку и лошадей, быстро спустился на землю, как бельчонок цепляясь за трещины в стене сарая, и так же ловко забрался на козлы рядом с извозчиком. Судя по помятой щеке и сухим травинкам в волосах, он, и правда, спал на сеновале.
Туда, махнул он рукой вперёд. Только дядьки Оерика сейчас дома нет, в город поехал, товар продавать повёз. Дома только тётка Хродвина. Я вам издаля дом покажу, а то увидит меня орать будет.
Почему? мне стало любопытно.
Дык она на всех орёт, пожал парнишка плечами. Ей же всё всегда не так. Даже если просто мимо пройти «Чего ходишь тут, пылюку подымаешь, дышать нечем уже», визгливым голосом затянул он, видимо, передразнивая эту самую Хродвину.
Н-да Похоже, не повезло деткам, тихонько пробормотал Диэглейр.
Идвиг, а ты знаешь ребятишек, что у неё теперь живут? Племянников Оерика.
Сирот-то? Знаю. Мы с Эйкином играем иногда, если у него удрать получается.
Сирот? удивлённо пробормотал Диэглейр.
Удрать? переспросила я.
Так он либо дяде в мастерской помогает, тот его в подмастерья приспособил, либо огород полет да поливает. Ему и поиграть-то некогда. Иногда удирал к нам, потом от тётки попадало, лупила, почём зря. Он уж давно к нам не прибегал, видать, совсем замордовала тётка-то.
Диэглейр у меня за спиной негромко, но от души выругалась.
А Илберга?
Сеструха его, штоль? Ту я и не видел. Эйкин говорил, её в няньки тётка приспособила, у неё две соплюхи мелкие, вот и нянькает. Да по дому чего велят делает.
И муж ей позволяет? я понимала, что для Хродвины эти дети чужие, но как же родной дядя?
Ха, позволяет! Да что он сделает-то? Она ж бой-баба, она и ему так наподдаст, мало не покажется. Дядька Оерик супротив жены и слова вякнуть не смеет. Мой батька говорит, что он у неё в кулаке зажатый. Не мужик, говорит, а тряпка.
И зачем на такой женился? это был даже не вопрос, откуда мальчишке знать, так, удивление просто. Но ответ я получила.
Дык она ж его, пьяного, в постель затянула, да затяжолила сразу. Вот и обженились. Она ж перестарка была, никто брать не хотел, вот и словила себе мужа. А батька ейный ружжо взял, да так, под ружжом, дядьку Оерика в храм и привёл. Да ейный батька и без ружжа страшный, кузнец он наш, огроменный, такому разве слово супротив скажешь? И тётка Хродвина вся в него. Дядька Оерик рядом с женой и пикнуть боится.