Дай лапу, друг медведь !
Шрифт:
– Ой, сюда!..
– Борька с ужасом уставился в темноту.
Панический страх Борьки вернул Андрюшке самообладание.
– Сматывай жилку!
– шепотом приказал он, а сам быстро-быстро заработал руками.
На поле грохнул выстрел. Борька подскочил. В темноте леса рявкнуло, затрещал валежник.
Снова выстрел. Еще. Еще!.. А леске, казалось, не будет конца.
Мешок вынырнул из-за деревьев настолько неожиданно и так был похож на зверя, что Борька онемел, а Андрюшка почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Но
Ветки деревьев царапали одежду, мешок, лезли в лицо. Ребята боялись, что этот шорох услышит охотник, но они были настолько взволнованы, что идти осторожнее не могли.
– Андрюш!.. Жилка растянулась!
– Чего растянулась? Сматывать надо было!
– Андрюшка опустил на землю мешок, схватил из рук Борьки лесу и стал комом собирать ее.
– Потом распутаем!..
К лодке скатились кубарем. Андрюшка вытряхнул из мешка вершу, бросил мешок в лодку, обождал, пока Борька пробрался на корму, и отчалил.
– А с тобой интересно!
– переводя дух, сказал Борька с каким-то особым, трепетным удовлетворением.
– Ты смелый! А я знаешь как струсил!.. Когда шаги... И потом, когда он рявкнул... А почему он рявкнул? Ведь охотник не в него стрелял!
– Откуда ему знать, в кого стреляют! Вот и рявкнул с испугу.
– А мешок-то!.. Из-за деревьев как выскочит! На кочках култыхается. И рыло острое - ну чистый медведь!
– Ты вот что, - строго сказал Андрюшка, - обо всем этом никому ни звука. Дома скажешь, что ловили рыбу, а когда плыли обратно, слышали четыре выстрела. Похоже, на Стрелихе. И все. Я тоже так скажу.
– И даже... Валерке не расскажешь?
– Раз никому, значит, и Валерке тоже.
Долго молчали. Мерно поскрипывали уключины, и было слышно, как с весел струйками стекает вода. Где-то далеко гудел мотор - то ли трактор работал, то ли шла грузовая машина. В бездонном темном небе светились частые звезды, и по обе стороны лодки в черной воде тоже были звезды. Они скользили, не отставая от лодки, будто метили путь в этой теми. Дышалось легко, и на душе было покойно и радостно оттого, что все так складно получилось и что теперь уже медведице с ее медвежатами не будет грозить никакая опасность. Ученая, она впредь станет вдвое, втрое осторожней и, конечно же, надолго покинет Стрелиху.
– Я тебя никогда, никогда не подведу!
– прочувственно, как клятву, произнес Борька. Он еще хотел сказать, что никогда в жизни ему не было так хорошо, как сейчас, в эти дни, проведенные с Андрюшкой, но слова не шли, и он лишь тихо сказал: - Вот увидишь...
16
Валентин Игнатьевич был в своей конторке - подводил итоги минувшего дня, - когда в отдалении глухо прозвучал выстрел.
"Не на Стрелихе ли?" - мелькнула мысль. Он вскочил и вышел на крыльцо. И тотчас за деревней в далеком полумраке вечера раз за разом прозвучали еще три выстрела.
– Точно, на Стрелихе, - уже
Он постоял на крыльце еще несколько минут, слушая тишину, и вернулся в конторку.
"Неужели этот охотник все-таки перехитрил медведицу?
– думал Валентин Игнатьевич, рассеянно глядя на цифры дневной сводки.
– Столько дней ничего не получалось, а тут... И что в самом деле будет теперь с медвежатами? Они действительно могут погибнуть... Н-да..."
Он посидел еще немного за своим столом, но мысль о медведице и медвежатах мешала сосредоточиться. Тогда он собрал все бумаги, закрыл их в стол и отправился домой.
Едва переступил порог, навстречу Лариска. Встревоженная, глазенки широко раскрыты.
– Пап! На Стрелихе четыре раза бабахнуло! Слышал?
– Слышал.
– Это чего? Дяденька медведицу... убил?
– Откуда я знаю? Вот придет и расскажет, в кого стрелял. Может, в лисицу или в барсука... Мало ли есть зверей.
– Ну ты и скажешь!
– усмехнулся Валерка.
– Кто же летом лисиц да барсуков стреляет?
Клавдия Михайловна собрала ужин, но есть никто не садился - ждали охотника.
– Долго что-то!
– Валентин Игнатьевич взглянул на часы.
– Уже полчаса прошло, как выстрелы были.
– Тридцать пять минут, - поправил Валерка.
– Я точно время засек.
Клавдия Михайловна приблизила лицо к оконному стеклу и, заслонившись ладонями от света, выглянула на улицу.
– А темень-то!..
Валентин Игнатьевич прошел к порогу, стал надевать фуфайку.
– Ты куда?
– спросил Валерка.
– На Стрелиху съезжу. Он уже должен был бы прийти... Медвежья охота не шутки!
Тревога Валентина Игнатьевича передалась всем.
– Неужели что случилось?
– тихо сказала Клавдия Михайловна.
– Он же один там!
– Ну и что? С ружьем ведь!..
– заметил Валерка.
– Замолчи!
– оборвал его отец.
– Какой толк от ружья в такой темноте?
– Ой, папа, не езди!
– заныла Лариска.
– Я боюсь!..
– За меня-то чего бояться?
– Валентин Игнатьевич улыбнулся дочери. Я на мотоцикле. А мотоцикл быстрее любого медведя бегает!
– Он сунул в карман фуфайки фонарик, надел шапку и вышел из избы.
Через минуту во дворе взревел мотоцикл, по окнам скользнул голубоватый свет фары, и скоро все стихло.
На экране телевизора лихо отплясывали танец артисты какого-то южного ансамбля, но звук был выключен еще после первого выстрела, и на телевизор никто не смотрел. Тикал на серванте будильник, чуть слышно сопел паром самовар. Клавдия Михайловна стояла в кухне, прислонившись спиной к печке, и смотрела куда-то перед собой, в пространство; вся ее поза выражала тревогу и напряженное ожидание. Лариска забралась на диван, в уголок, теребила подол своего платьица и часто и прерывисто дышала, готовая вот-вот расплакаться.