Дело о карикатурах на пророка Мухаммеда
Шрифт:
Разумеется, нет ничего плохого в том, чтобы немножко посмеяться над Джорджем Бушем и Тони Блэром, скорее наоборот, поскольку для этого есть все основания. Однако заставляет задуматься тот факт, что все три постановки были направлены против американского президента и британского премьер-министра, и ни в одной из них не оказалась представлена другая сторона конфликта — Саддам Хусейн, Усама бен Ладен и исламисты со своей идеологией. Связано ли это с тем, что критиковать западных политиков — беспроигрышный вариант, а те, кто высмеивает исламских террористов и мусульманские обычаи, боятся получить по голове, или же, по словам юмориста Франка Вэма, еще чего-нибудь похуже.
Ранее я упомянул встречу датского премьер-министра Андерса Фога Расмуссена и двух других министров с имамами, представителями
Другой имам сирийского происхождения, Махмуд Фуад аль-Барази, поддерживающий связи с “Братьями-мусульманами” и заявивший летом 2005 года египетской газете, что в Дании необходимо создать параллельное исламское общество для противостояния “неверным” и поддержки живущих в стране мусульман в чужой для них культурной среде, также попросил датского премьера вмешаться в дела свободной прессы. “Мы хотим, чтобы пресса перестала сеять раздор и вражду между членами общества. СМИ не должны преувеличивать ошибки или высмеивать религию”, — сказал аль-Барази в интервью “Юлландс-Постен”. А в интервью “Политикен” сообщил: “Я посоветовал премьер-министру направить обращение в адрес СМИ с просьбой вести себя чуть более умеренно, не оскорблять и не бесчестить различные религии”. Такие слова недвусмысленно призывают датское правительство ввести цензуру на критику религии, установив особые ограничения в отношении ислама, что еще раз подтвердилось после публикации рисунков, когда Европейский совет фетвы и исследований, членом которого является имам аль-Барази, официально потребовал ввести запрет на оскорбление религий и священных символов.
Все эти примеры наглядно показывают, что цензура на высказывания в отношении ислама проникла как в датское, так и в европейское общество. Заметим, что не все это происходило в Дании, но мы с “Юлландс-Постен” изначально решили рассматривать данную проблему в международном масштабе.
Кроме того, в моей статье, сопровождающей рисунки, говорилось о юридическом преследовании шуток и сатиры в тоталитарном обществе. Я писал: “Неслучайно в тоталитарных обществах за шутки или критику в адрес диктаторов людей бросают в тюрьмы. Как правило, их осуждают за оскорбление чувств “своего народа””.
Я много думал о своем опыте работы за железным занавесом. В середине 1980-х мне попалась книга “Советский Союз в зеркале политического анекдота”, написанная двумя советскими эмигрантами. По словам авторов, в то время любители рассказывать политические анекдоты рисковали сесть в тюрьму на три года, поскольку их остроты воспринимались как клевета на советскую общественно-государственную систему и подпадали под ту же статью, по которой судили диссидентов. Авторы трактовали широко распространенные политические анекдоты как элемент фольклора, возникший в связи с отсутствием свободы слова. В книге упоминались святыни и догмы, которые официальная идеология запрещала критиковать, поскольку они составляли основу советской власти, и которые в итоге стали объектом для смеха. Это были: общественно-политический строй СССР, коммунистическая партия с ее монополией на правду, внутренняя и внешняя политика партии, ее интерпретация прошлого и прогнозы на будущее, национальная политика, нерушимость положений
В первом романе “Шутка” (1967) чешского писателя Милана Кундеры речь идет о риске, которому подвергались те, кто рассказывал политические анекдоты в коммунистической Чехословакии. Вымышленный персонаж романа Людвик Ян, находчивый, обаятельный и популярный в своей среде студент Пражского университета, являющийся также членом коммунистической партии, попал в опалу после того, как во время каникул шутки ради отправил неполиткорректную открытку своей горячо любимой подруге, ученице партийной школы. “Оптимизм — опиум для народа! Здоровый дух попахивает глупостью! Да здравствует Троцкий!” — написал Ян. Он перефразировал высказывание Карла Маркса “Религия — опиум для народа”, высмеивал нездоровый оптимизм, насаждаемый режимом, и под конец прославлял Льва Троцкого, заклятого врага Сталина.
Во времена социализма взамен прежней едкой сатиры требовались новые формы позитивного юмора. На Первом съезде советских писателей в 1934 году Пантелеймон Романов сказал: “Хочется высказать пожелание… чтобы к концу третьей пятилетки у нас в СССР отпала надобность в сатире и осталась только большая потребность в юморе и веселом, жизнерадостном смехе”.
В романе Кундеры послание Людвика Яна попадает не к тем людям, его вызывают на “дружеский разговор” в секретариат университетской партийной ячейки, где юмора, как выяснилось, никто не понимает. “Товарищи, это же всего лишь шутка!” — безуспешно взывает к ним Ян. Дело заканчивается тем, что его выгоняют из университета, на показательном заседании исключают из партии, и в результате он, попав в армейский штрафной батальон, вынужден три года проработать на шахте. Причем его постоянно заставляют заниматься самокритикой и публично каяться на разных собраниях. В конце концов Ян примиряется с мыслью, что заслужил наказание за свои слова, шедшие вразрез с линией партии. Позже старый знакомый сказал ему: “Вы шутили над тем, что они почитали святым”.
В романе Милана Кундеры описана середина 1960-х, когда Чехословакия находилась на пороге реформ и Пражской весны. В какой-то момент один из друзей Людвика Яна говорит о годах до коммунистического переворота: “Когда я вспоминаю самых одержимых коммунистов первого периода социализма в моей стране… они кажутся мне во сто крат более похожими на религиозных фанатиков, чем на вольтерианских скептиков. У того революционного времени — с 1948 года вплоть до 1956-го — было мало общего со скептицизмом и рационализмом. То было время большой коллективной веры. Человек, который шел с тем временем в ногу, был исполнен чувств, схожих с религиозными”.
Друг проводит параллели между несчастной судьбой Яна и тоталитарной Женевой XVI века, когда там правил реформатор французского происхождения Жан Кальвин: “Я расскажу вам вот что: в Женеве, во времена, когда ею завладел Кальвин, жил один юноша, возможно похожий на вас интеллигентный молодой человек, пересмешник, у которого нашли записи с издевками и нападками в адрес Иисуса Христа и Евангелия. Что в том особенного? — быть может, думал этот юноша, столь похожий на вас. Он же не делал ничего дурного, разве что шутил. Ему едва ли была ведома ненависть. Он знал лишь непочтение и равнодушие. Он был казнен. Не считайте меня сторонником такой жестокости. Я хочу лишь сказать, что ни одно великое движение, призванное преобразовать мир, не выносит насмешек и унижений, ибо это ржавчина, которая разъедает все”.
Спустя пять лет после выхода романа Кундеры словацкого писателя Яна Калину приговорили к пяти годам тюрьмы за его собрание сатирических историй под названием “1001 шутка”, которое вышло в Братиславе в 1969 году. Во время судебного процесса прокурор в качестве свидетелей вызвал работников типографии. По их словам, работая с рукописью, они столько смеялись, что общественный порядок в типографии был нарушен. Затем суд объявил, что Калина осужден “за сбор и распространение аудиозаписей провокационного характера и текстов антигосударственного содержания… и за подготовку к публикации юмористическо-сатирической книги, которая грубо оскорбляет государственную власть и общество Чехословацкой Республики, а также их солидарность с политикой СССР”.