Демельза
Шрифт:
– Но я думала, что это уже давно решено. Ты имеешь в виду...
– Верити села.
– Из-за Джима?
– Верити, у меня сильный желудок, - Росс мрачно протянул ногу и пнул полено в огонь, - но от вида напудренных голов его может вывернуть.
– Взгляд Верити несколько раз споткнулся об открытую коробку.
– Это принес Бартл? Похоже на платье.
В нескольких словах Росс все изложил. Верити стянула перчатки и подумала, какой же Росс странный человек: одновременно циничен и сентиментален, странная смесь отца и матери и чего-то личного и загадочного, принадлежащего только ему.
Достаточно
И этот жест с платьем... Неудивительно, что Демельза расплакалась. Все Полдарки сентиментальны в душе, подумала Верити и вдруг впервые поняла, что это опасная черта, гораздо опаснее любого цинизма.
В это мгновение, несмотря на все страдания и беспокойство, Верити испытывала счастье; жизнь вновь наполнилась красками, и она просто не имела права обрести свое счастье за счет брака, который в любой миг мог закончиться катастрофой. А значит, ей оставалось лишь намеренно закрыть глаза на часть своей жизни, забыть прошлое и перестать грезить о несбыточном будущем.
Иногда по ночам она просыпалась, дрожа от собственных мыслей. Но днем все менялось, и Верити была счастлива.
Фрэнсис тоже. Половина его хворей проистекала из того же источника. Он ожидал слишком многого от жизни, от себя, от Элизабет. Особенно от Элизабет. Когда он во всем потерпел неудачу, то прибег к азартным играм и выпивке. Он не смирится. Никто из них не смирится.
– Росс, - помолчав, наконец сказала кузина, - я не думаю, что это мудрое решение - остаться завтра дома.
– Почему?
– Это очень сильно огорчит Демельзу, потому что она строила планы с тех пор как пришло приглашение, и как бы она не горевала из-за Джима и Джинни, она будет горько сожалеть, если не пойдет. И это платье, что ты купил, сделав такой красивый жест, только подбросит горящих углей в костер её разочарования. Ты и меня огорчишь, потому что мне теперь придётся ехать в одиночку. Но самое главное, ты должен пойти ради самого себя. Ты уже не сможешь помочь бедному Джиму. Ты сделал всё возможное, и не должен упрекать себя, а если останешься сидеть здесь и киснуть, то это причинит настоящий вред. И то, как ты вломился в тюрьму, не добавит тебе популярности. А твоё присутствие завтра подчеркнет, что ты один из них, принадлежишь к одному с ними кругу, и если они что-то замышляют против тебя, то это, думаю, их удержит.
– Твои доводы наполняют меня отвращением, Верити.
Росс встал и какое-то время стоял, прислонившись к каминной полке.
– Сейчас всё, дорогой, тебе кажется отвратительным. Я слишком хорошо знаю это настроение. Но пребывать в таком настроении, Росс, всё равно что выйти на мороз. Если двигаться, то можно погибнуть.
Росс подошел к шкафчику в поисках еще одной бутылки бренди. Там больше не осталось.
– Сегодня я не в состоянии думать, - вдруг смущенно проговорил он.
– Демельза сказала, что не хочет.
– Ну а что еще она могла сказать?
– Я все обдумаю, Верити, - заколебался Росс, - и сообщу тебе
Глава седьмая
Когда в конце концов Росс решил пойти на торжества, и после изнурительной поездки Демельза оказалась наверху в одной из спален Большого Дома - городского особняка Уорлегганов - парочка червячков точили ее где-то в глубине души, подпортив первый взрыв восторга.
Как и сострадание к Джинни, которая прошлой ночью пыталась повеситься на балке на кухне Нампары, и беспокойство за Росса, еще не вполне протрезвевшего после своего возвращения, алкоголь затаился в нем, как пороховая бочка, взрыв которой может спровоцировать любая искра, и беспокойство за Джулию, которую оставили под присмотром миссис Табб в Тренвите.
Но все эти оговорки, хотя и жизненно важные, не могли совсем уж уничтожить удовольствие от грядущего приключения.
Присущий ей хороший вкус подсказал Демельзе, что этот дом и близко не обладает елизаветинским очарованием Тренвита, но ее поразила яркая мебель, мягкие ковры, сверкающие люстры, многочисленные слуги. Демельза поразилась большому количеству гостей и некоторой фамильярности, с которой они приветствовали друг друга, их дорогой одежде, напудренным волосам и лицам, золотым табакеркам и сверкающим кольцам.
Собрались все. Джордж Уорлегган так и хотел - чтобы всё выглядело как предварительный царственный прием перед публичным развлечением в виде бала. Точнее сказать, все присутствующие здесь собирались на бал. Лорд-наместник и его семья вежливо отказались, как и Бассеты, Боскауэны и Сент-Обины, пока не готовые опуститься на один уровень с этими богатыми выскочками. Но их отсутствие отметили только проницательные или завистливые.
У Демельзы остались смутные воспоминания о встрече с сэром Джоном Таким-то и его светлостью Сяким-то, и она в полубессознательном состоянии проскочила по лестнице наверх в свою спальню, а теперь ждала прихода горничной, чтобы та помогла ей надеть новое платье и сделать прическу.
Она пребывала в панике, руки заледенели, но такова была цена. Демельза знала, что ей гораздо легче справиться с Джоном Тренеглосом, прослеживавшим своё происхождение аж до норманнской знати, чем столкнуться с любопытными глазами дерзкой служанки, которая, если и не знала о происхождении Демельзы, то скоро догадается.
Демельза села за туалетный столик и увидела в зеркале своё раскрасневшееся лицо. Она и в самом деле здесь. Росс еще не подъехал, но Дуайт Энис был уже здесь, молодой и красивый. Как и старый мистер Николас Уорлегган, отец Джорджа, огромный, напыщенный и суровый.
Присутствовал тут и священник по фамилии Холс, худой и высохший, но энергичный на вид, и расхаживавший среди аристократии как один из них, не раболепствуя, подобно мистеру Оджерсу из Сола. Доктор Холс и старый мистер Уорлегган, как знала Демельза, были в числе судей, приговоривших Джима. Она боялась того, что может произойти.
Раздался стук в дверь, и она подавила порыв вскочить, когда вошла горничная.
– Вот, мэм. Мне велели принести это вам. Спасибо, мэм. Через несколько минут придет камеристка и поможет вам одеться.