Дети Робинзона Крузо
Шрифт:
—Это было так здорово! — шепчут губы.
Джонсон смотрит на улицу. Он помнит еще кое-что. Как он поднял тогда голову, и наверху, где заканчивались гранитные ступени, за белой каменной колонной, он как будто увидел знакомую соломенную шляпку Мамы Мии, словно та разочарованно уходила прочь.
А потом Икс, великолепный, прямой и простой, как три рубля, Икс в своей неподражаемой манере
— Эх, Миха-Миха, — шепчут губы. — Что же ты задумал?
18. Немецкий дом
Тьма в салоне автомобиля развеивалась. Аварийка продолжала отбивать свой пульсирующий ритм. Наконец, тот, кто сидел рядом, произнес:
— Ну, как у вас говорится, с возвращеньицем. Счастливчик, ты только что побывал там. Напуган?
Краешек губ Михи-Лимонада дрогнул, и он зачем-то провел рукой перед глазами, но его ночной гость и не думал исчезать.
— И как тебе, к-хе... незримые автобаны? — с шальной веселостью в голосе вопросил он. — Как все, оказывается, рядом, а?! Не ожидал?
Михе казалось, что он все еще не проснулся, он зябко передернул плечами и тут же услышал:
— Хотя «незримые автобаны» — словесная калька весьма неточная и одновременно схватывающая самую суть. Поразительно — такое мог придумать только ребенок! Как говорится, устами младенца и пьяницы... — Потом он повернул голову к Михе и сухо произнес: — Что ты там видел?
— Ничего, — машинально откликнулся Миха-Лимонад.
Последовало короткое покашливание.
— А поконкретней? Чем было это «ничего»?
Миха снова посмотрел на того, кто сидел рядом. Что-то в его облике было не так. Он казался странно, смутно знакомым, но странность заключалась в той самой забытости, когда вроде бы точно должен знать, с кем имеешь дело, но никак не получается вспомнить. Такое случается, например, тогда, когда люди сильно меняются. Очень сильно, неузнаваемо.
— По-моему, я просто... заснул, — пожал плечами Миха. — Спал. Такое возможно?
— Ну, наверное, не в твоем случае, — последовал короткий смешок. — Хотя, конечно, весьма трогательная попытка описать, — Михин собеседник бросил на него оценивающий взгляд и щелкнул пальцами, словно подыскивая нужное слово, — скажем так, к-хе... изнанкупри помощи предыдущего опыта, при помощи жесткого рассудочного каркаса. К-хе... Разум-то в ужасе пасует. Клиническим сумасшедшим, опять же пьяницам и наркоманам тут везет больше.
Миха промолчал. Ночной гость вежливо улыбнулся:
— Вернемся в наше русло. Когда я говорю: «при помощи жесткого рассудочного каркаса», я имею в виду, что все... к-хе... творческие видения, догадки, фантастические сны и иные фантазмы состоят, в общем-то, из того же материала. Все равно ведь не похоже, да? Как тут опишешь изнанку? Жесткий каркас... Лишь поэтому я позволил себе вспомнить клинических психов, «путешествующих» наркуш и милых друзей-алканов, которым белочка, между прочим, помогает снять цензуру мозга и что-то там философствовать про темные линии.
Миха молчал. Он думал о том, что главное сейчас — не паниковать и не задавать вопросы. «Основополагающие». Занятие весьма бессмысленное, исключающее саму возможность получения ответов. Почему-то он чувствовал, что именно этого от него и ждут. Он случайно нащупал в кармане какой-то предмет. Это был брелок. Китайский брелок для ключей. Миха зажал его в руке и почувствовал себя значительно легче.
Миха не боялся своего собеседника. Скорее не его, а нечто совсем другое. Страх был атавистический и иррационально-абстрактный, как боязнь темноты. Или гиблых мест. Или акул — когда, в принципе, ты готов биться с конкретным носителем угрозы, но этот страх предшествует появлению хищников, как тени, скользящие в легком преломлении света по поверхности воды.
Сидящий рядом кивнул:
— Язык — и есть этот цементирующий деспотичный каркас. Знаешь, некоторые полагают язык живым. В смысле, живым существом. Но в нашей с тобой, — и он сделал доверительный жест, — к-хе... системе координат я бы назвал его основным смертеобразующим...
— Я знаю, кто ты, — вдруг перебил его Миха. — Вспомнил. Только тогда... Неважно. Ты продал мне эту машину.
— Я? — искренне удивился ночной гость. — Машину? Что ты, что ты, этого еще не хватало! — Он в ужасе замахал руками. — Мне, воля ваша, это вроде как не к лицу. Хотя природа твоего заблуждения мне, в общем-то, понятна.
— Чего тебе надо?
Ночной визитер снова ухмыльнулся:
— А ты неплохо держишься. — Похвала выглядела не то чтобы искусственной, но не без издевки. — Прежде всего вспомни, что ты там видел, и тогда перейдем к главной части нашего разговора. ЧТО ТЫ ТАМ ВИДЕЛ?
Его голос вдруг сгустился до почти осязаемой плотности, вызывая какую-то смутную ассоциацию, и словно щупальца, заскользил по Михиному лицу. Это и помогло вспомнить. Хотя сначала Миха отозвался:
— Да — ничего! — Затем похлопал глазами. — Кино... — Он косо взглянул на своего гостя и неуверенно добавил: — кинотеатр.
— Кинотеатр? — протянул тот, хмурясь.
— По-моему... да. Какой-то странный.
— Вспомни.
— Он... — Миха опять провел рукой перед глазами, но теперь будто отгоняя яркую вспышку. — Там была вывеска. Типа неоновой рекламы. Хотя она была весьма...
— Что?
— Ну... Такая ненормальная версия Лас-Вегаса. Страны дураков Буратино... — Миха замолчал.
— Вывеска? — подсказал собеседник.
— Да. Кинотеатр... Кинотеатр для сумасшедших, — тихо закончил Миха.
Ночной гость вздрогнул.