Дети выживших
Шрифт:
Повисло молчание. Потом Арисса спросила внезапно зазвеневшим голосом:
— Ты называешь подлой и рабской Киатту, сын?
Фрисс как бы очнулся. С мутной, тяжелой злобой взглянул на мать. Процедил:
— Подлой и рабской, да. Мне приходится исправлять дела моего добренького отца. Такого добренького, что он без боя сдал Оро, не сумев даже собрать армию для защиты столицы. Зато сейчас… Сейчас у меня мощная армия. Полторы тьмы солдат, и очень хорошие полководцы, и две тьмы резерва, готового собраться в любую минуту. И конница, которая не уступает ни в чем хуссарабской.
— Она и есть хуссарабская, — рискнула возразить Каласса.
Фрисс вскочил, с грохотом опрокинув табурет.
— Да, она хуссарабская. Но это наёмники, которые служат мне. И служат верно!
— Тебе, а не Киатте! — громко сказала Арисса.
Каласса в испуге взглянула на нее. Арисса почти поднялась на ноги, чего не могла сделать последние полтора года, лишь держалась одной рукой о золоченую спинку кровати.
Фрисс шагнул было к ней, но круто развернулся, не прерывая движения.
Бросил через плечо:
— Старая дура!
И вышел, напоследок с грохотом захлопнув дверь.
Старушки обнялись и заплакали.
Когда они проплакались и успокоились, — за окном уже стояла ночь и во дворе хрипло каркало воронье, да раздавался пьяный гогот стражи, — Арисса шепнула Калассе:
— Как ты думаешь, Крисс вернется?
— Вернется, моя госпожа, — убежденно ответила Каласса.
— Вот и я думаю, что вернется… И гадательные карты это подтверждают, правда?
— Истинная правда. Я раскладываю их при вас каждый день…
Они помолчали, прислушиваясь к страшным звукам со двора.
— Поскорее бы Крисс вернулся.
Каласса заплакала снова, уронила голову на колени старой королевы, и теперь уже королева принялась гладить ее невесомой рукой, утешая.
Но вернулся не Крисс, а Ибрисс.
Он вернулся под улюлюканье оборванцев, которых много развелось за время правления Фрисса.
В город их не пускали. Они целыми семьями жили на городской свалке, среди мусорных отбросов, или на старом кладбище, среди заброшенных могил. Целыми днями они сидели у городских стен вблизи ворот, приставая к проходящим, выпрашивая милостыню.
Ибрисса они приняли за конкурента и после небольшой словесной перепалки кинулись его бить. Но Ибрисс подбежал к городской страже, громко выкрикивая свое имя.
Стражники с хохотом оттолкнули его от ворот тупыми концами алебард, но один из них, десятник, кое-что слышал о непутевом сыне короля. Он отогнал попрошаек и завел Ибрисса в караульню, а сам послал за начальником стражи.
В конце концов Ибрисса впустили в город, но, по приказу Фрисса, переодели и пронесли во дворец в закрытом паланкине. Ибрисс, однако, то и дело высовывался из окошка и кричал прохожим:
— Да здравствует свободная Киатта! Ура Фриссу!
Прохожие испуганно жались к домам, а Фрисс, когда ему донесли об этом, пришел в неистовство.
Когда стражники, обливаясь потом (Ибрисс был, пожалуй, тяжеловат), поставили паланкин в малом внутреннем дворике королевской крепости, Фрисс сам попытался вытащить брата из паланкина. Однако Ибрисс с величественным видом отверг его руку и выбрался самостоятельно. Он встал с гордым видом возле паланкина, отставил жирную ногу, на которой едва не лопались по швам подобранные не по размеру короткие, до колен, штаны, и произнес:
— Приветствую тебя, брат мой, владетельный король свободного Оро!
На эту наглую выходку Фрисс, не найдя слов, ответил ударом в ухо. Удар оказался неожиданным и болезненным. Ибрисс присел и спросил:
— А что, город уже изменил название? Или ты теперь называешься императором?
На что тут же получил вторую увесистую оплеуху.
Стражники покатывались с хохоту, но под взглядом Фрисса примолкли.
— Ступай за мной! — свистящим голосом велел Фрисс и пошел во дворец.
Ибрисс обернулся на стражников, и отвесил им глубокий поклон, отчего и штаны, и жилет на нем наконец-то лопнули по швам. Именно в этот момент Фрисс обернулся; его взгляду представилась оголившаяся обширная бабья задница брата и часть жирной спины.
Фрисс побелел. Он молча подскочил и изо всех сил пнул Ибрисса в молочный зад. Ибрисс упал, а стражники, мгновенно прекратив смех, исчезли под навесом караульного помещения.
Часть третья
Сидящие у рва
Туманные горы
Тучи сомкнулись, и дождь хлынул, как из ведра. Но это было далеко внизу; для стоявших на вершинах Туманных гор Аххумана и Намуххи тучи казались слегка всхолмленной ватной поверхностью, над которой там и сям торчали заснеженные пики гор.
В далеких долинах вид был еще красочнее: над облаками торчали изумрудные верхушки гигантских туй. Облака двигались, и деревья, казавшиеся кустиками, плыли над ровной молочной рекой.
— Здравствуй, брат, — промолвил Аххуман, как обычно, первым.
— Здравствуй, — ответил Намухха.
Аххуман присел на гигантскую глыбу и сказал ровным голосом:
— Мы что-то делали не так, верно?
Он помолчал, искоса взглядывая на Намухху.
— Я имею в виду, что мы сделали слишком мало, чтобы остановить то, что творится там, внизу…
Он показал кивком головы на спрятанную под облаками землю.
— Ты говоришь про дождь? — Намухха, как обычно, прятал насмешки под несокрушимой серьезностью. — Тогда изволь: сейчас я разгоню тучи.