Дети выживших
Шрифт:
Аххуман вздохнул.
— Ты знаешь, о чем я говорю… Я думал, что ты — воин, и, придя на землю, начнешь карать злых и помогать праведным. Ну, или, во всяком случае, пройдешь по земле, оставляя за собой горы трупов…
— Зачем? — спросил Намухха, улыбаясь своей неверной, исчезающей улыбкой.
— Ну… — Аххуман помялся, пожал плечами. — А зачем еще нам приходить к людям? Чтобы действовать, верно? Действовать там, где люди оказываются бессильными.
Намухха неожиданно свистнул, отчего нескольких круживших в небе орлов будто сбило на лету, и присел на тот же обломок скалы, заставив Аххумана подвинуться.
— Не знаю, как насчет тебя… — сказал он. — Ты — объединитель, ты даруешь согласие и общую цель… А у меня всё по-иному, верно? Думаю… — Намухха усмехнулся, припоминая что-то. — Думаю, я сделал не так уж мало. Оживил пару мертвецов, один раз обернулся волком, дважды — собакой. Вернее, даже сворой собак. Это, кстати, было не так-то легко, поверь мне. А главное…
Он приблизил узкое лицо к глазам Аххумана, и по лицу его пробежала непонятная ломаная линия — то ли усмешка, то ли выражение боли.
— А главное — выполнил свое предназначение. Разъединил их всех.
Аххуман молча обдумывал слова брата. И ему теперь многое становилось яснее.
— Они перегрызлись между собой, — Намухха отодвинулся от брата, поднял голову к неистово синим небесам и рассмеялся, показывая ослепительно белые зубы. — Они передрались, как псы в клетке. И эта грызня ширится, захватывает всё новые народы и земли. Тем, кто сидит у Рва, скоро станет некем командовать. Армии начали рассыпаться.
Намухха подбросил и поймал камешек. Потом подобрал второй и стал подбрасывать и ловить их одной рукой.
— Ненависть побеждает всё! И она снова оказалась непобедимой! — почти выкрикнул он. — Она всегда побеждает любовь. А вражда всегда побеждает согласие!
Аххуман, не мигая, глядел на него, и в его взгляде отвращение смешивалось с восхищением.
— Стоит поджечь угол деревянного дома, и вскоре огонь оближет все четыре стены и сожрет крышу, — продолжал Намухха. — Брось искру на сухой пучок травы — запылает вся степь. По-моему, в этом и было мое предназначение там, на земле. А драться на мечах или ломать ребра в кулачных поединках… Нет, брат. Пусть этим занимаются люди. Кстати, это у них получается иногда совсем неплохо.
Он взглянул вниз, куда упал выроненный камешек. Там, в глубоких ущельях, кипела вода, грохотал гром и лишний камень, катящийся с гор, никого не удивит.
— Но искры может погасить даже ветер, — проговорил Намухха. — А там — посмотри, какой дождь… Ах, какой дождь!
Аххуман проследил за взглядом Намуххи, увидел потоки, смывающие дома, увидел мертвых — их тела бились о камни, крутились в водоворотах, выныривали, словно были еще живыми, и снова пропадали в черной пене. Он увидел живых, с плачем и воплями бежавших куда-то сквозь ночь и ураган, увидел девочку, которая пыталась спасти быка, заставляя его подняться и не зная, что у быка переломаны ноги…
Аххуман на мгновение прикрыл глаза. Когда он снова взглянул вниз, то увидел лишь громокипящие тучи, бившиеся друг о друга, как волны.
— Хорошо, — сказал Аххуман. — Я понял тебя. Иди, брат, бросай новые искры, раз в этом и состоит твое предназначение.
— Пойду, — ответил Намухха поднимаясь.
Он сладко потянулся, оглядывая мир. Заметил на северо-западном крае знакомое копошение.
— А! — сказал он. — Я снова вижу твою работу. Там новый город, да?
— Да, — улыбнулся Аххуман.
Намухха поглядел на него сверху вниз. Усмехнулся.
— А знаешь… Город новый, но люди-то в нем — прежние.
Захохотал и почти бегом кинулся вниз, перескакивая через расселины, прыгая с кручи на кручу.
Лаверна
Гарран с размаху вонзил топор в бревно и поднял голову. Отсюда, с высоты сухого дока, ему была хорошо видна дорога, бежавшая среди холмов. По дороге плелись два человека, едва волоча ноги.
— Ом Эро! — крикнул он, свесив голову вниз. — Посмотри, что там за люди идут со стороны пустыни? Пошли за ними повозку!
Крисс подумал, что это очередной мираж: среди песка возникли ребра гигантских существ — почти такие, какие им встречались в пустыне. Но когда кто-то плеснул ему в лицо чистой холодной воды, чьи-то заботливые руки поддержали его и он почувствовал вкус воды, которую стали лить ему в рот, — он закашлялся, протёр глаза и понял, что это не мираж.
И они давно уже были не в пустыне.
Там, где зеленый берег вплотную подступал к морю, возвышались шпангоуты кораблей — настоящих кораблей, которые он видел когда-то давным-давно, в прошлой жизни. Потом он разглядел дома и пристани, увидел стружки в зеленой воде и загорелых людей.
А потом услышал человеческую речь. Человеческой он счел теперь аххумскую: слишком давно он не слышал ее, чистую, не исковерканную, без хуссарабских и иных словечек.
Но он не верил своим глазам и ушам еще долгое время, пока его везли в открытой повозке по песчаной дороге вниз с холма, потом — по улице маленького городка, мимо верфи, мимо штабелей золотистых досок, мимо людей, высыпавших из домов на улицу, чтобы поглазеть на незнакомцев.
Тем более он не поверил себе, когда в комнате увидел флотоводца Гаррана, который встал и шагнул ему навстречу, протянув руки…
— Два года мы плыли вокруг Земли-Корабля, — рассказывал Гарран. — Мы обогнули Землю с юга, вошли в залив Южного Полумесяца — так называют купцы два полуострова, которыми на юге оканчивается земля. Один полуостров называется Арт, другой — Изалла. Между ними залив, который жители страны Дин называют морем. Там богатые города, особенно столица, которая расположена на тысячах островов в громадной дельте Зуары — реки, которая подобна Тобарре, только течет она с севера на юг… Но, прости, — кажется, я утомил тебя?