Дети выживших
Шрифт:
Крисс нежился в чистой одежде на ложе возле стола, заставленного едой и напитками. Он сонно кивнул, снова подумав, что всё это ему лишь снится, и через какое-то время он проснётся в безжизненной пустыне, под хлипким навесом, рядом с телом Эйдо, полузанесенным песком…
Крисс протер глаза.
— Скажи, почему ты не поплыл дальше, если считаешь, что Землю можно обогнуть вокруг?
— Корабль просто пришел в негодность, хотя его и мастерили на Нильгуаме. Они склеили борта из нескольких слоев досок, но все их прогрызли черви, а днище так обросло ракушками, что корабль потерял ход. Этот городок называется Лаверна — я сам построил его и сам назвал. Южнее есть большой город Билуогда, севернее, ближе к Лагуне — Коуз и Тулуд. Но мы с Ом Эро выбрали это место — здесь много сосновых лесов и прекрасная гавань.
— Ты знаешь, что пал Ушаган? Что царица Домелла — дочь хуссарабского каана? Что Аххаг погиб в Нуанне?
— Конечно. Дорогой мы останавливались во многих местах. И там слушали рассказы о войне и хуссарабах. И плыли дальше… Последние новости рассказали нам беглецы, некоторое время назад перешедшие через плато Боффа. Их вел Раммат.
Крисс встрепенулся:
— Раммат жив?
— Конечно. Он сейчас в Билуогде. А разве…
Крисс повернулся к Эйдо, который скромно вкушал жареное мясо и запивал вином за отдельным столиком. Он хоть и переменил платье, но выглядел всё тем же чумазым диким охотником с гор.
— Эйдо! Ты случайно не знаешь, где моя рукопись?
Эйдо вытер руки о сапоги, достал из-за пазухи толстую пачку истрепанных и грязных листов.
— Я думал, что она потерялась. Почему ты не сказал мне раньше?
— Когда ты выронил сумку, — неторопливо сказал Эйдо, — это было уже после того, как мы допили последнюю воду и ты хотел убить меня…
Крисс взмахом руки поторопил его, прерывая неприятные воспоминания.
— Так вот, я поднял рукопись, чернильницу, и перо и положил за пазуху. Ничего не испортилось, как видишь.
Эйдо извлек склянку с высохшими чернилами и тростниковое перышко.
— И сколько же ты носил их с собой? — изумился Крисс.
— Неделю. А может быть, меньше. Я не помню. Но это было после встречи с изгнанниками цай.
— Спасибо, Эйдо…
— Эйдо! — пожал плечами Эйдо и снова принялся за еду.
Крисс протянул рукопись Гаррану.
— Я записал все, что видел, начиная с падения Хатуары. Прочти — и ты узнаешь многое о том, как погиб Аххум.
Гарран взял рукопись и возразил:
— Аххум не погиб. Так я думаю, Крисс. Разве мы говорим с тобой по-хуссарабски?.. А завтра, если пожелаешь, мы съездим в Билуогду, и ты увидишь новые дома и целое предместье, где говорят только по-аххумски.
Долина Бонго
Ставка темника Каран-Гу была настоящей хуссарабской ставкой. На холме неподалеку от берега озера Бонго был воздвигнут гигантский золотой шатер с островерхой крышей. Вокруг главного шатра располагались шатры поменьше — кровников и военачальников Каран-Гу, а еще дальше в степи — военные палатки хуссарабов.
Но войск в городке было мало — тьмы Каран-Гу ушли далеко на юг. Одна, под командой Хамата, двигалась по западному побережью, беря за городом город и приближаясь к неизвестным землям, где, как рассказывают разведчики, живут черные люди с золотыми палочками в носах. Другая тьма, под командой Шумаара, воевала в Нарронии.
Каран-Гу был ещё молод, подвижен, и худ. Его худоба стала пословицей, и он очень не любил никаких намеков на неё: у хуссарабов считалось, что красивый мужчина — это толстый мужчина, с большим и красивым животом.
Когда Тухта и Амнак вошли во дворец, их заставили разуться и оставить всё оружие. В главный зал, где Каран-Гу проводил советы и выслушивал послов, их заставили войти, согнувшись в глубоком поклоне. Они увидели Каран-Гу, восседавшего на затейливом намутском троне, лишь когда подползли едва ли не к самым ногам темника.
— Приветствуем тебя, темник, — я, Тухта, тысячник Ар-Угая, и я, Амнак, тысячник Камды.
— И я приветствую вас, — ответил Каран-Гу. — Отчего вы здесь, а не при своих командирах?
Тухта искоса взглянул на Амнака и понял, что отвечать придется ему.
— Прости, повелитель, но это долгая история…
— Любую долгую историю можно передать несколькими словами, — поморщился Каран-Гу. — И я не повелитель.
Тухта снова взглянул на Амнака и сказал:
— Ты можешь не поверить нам… Но в Арманатте зрело предательство…
Он замолчал, не зная, как перейти к главному.
— Отчего же? — возразил Каран-Гу. — Как раз этому я охотно поверю. И что дальше?
— Мы… — Тухта склонился ниже, набираясь духу, потом поднял глаза и выпалил:
— Мы схватили и доставили сюда главного изменника, который хотел стать великим кааном. Это мой командир — Ар-Угай…
Тухта еще выговаривал это, когда увидел, как из-за трона Каран-Гу вышел сам Ар-Угай. Он был при сабле, в парчовом халате с золотыми разводами, и хотя на лице его были заметны следы побоев, глядел он надменно и сурово.
Тухта услышал, как сбоку охнул Амнак. Потом раздался стук: Амнак ударился лбом об пол. Тухта почувствовал, как внезапный пот залил ему глаза. Он тоже лег на живот и стукнул лбом об пол.
Но еще до того, как упасть лицом на ворсистый верблюжий ковер, Тухта уже прочел свою судьбу в глазах Ар-Угая и Каран-Гу, и потому молчал, когда телохранители Каран-Гу сбили с него шапку, завернули руки назад и связали сыромятным ремнем. Амнак своего будущего еще не видел, поэтому он кричал, выворачивая шею так, что на ней веревками вздувались вены:
— Ты ошибаешься, Каран-Гу! Ар-Угай посылал Верную Собаку убить Айгуз, а потом хотел убить каан-бола! Ар-Угай давно уже…