Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
предупреждены и сидели, попрятавшись в своих квартирах.
Эффект неожиданной стрельбы был поразительный. В первую же минуту сотни трупов и раненых
запрудили собой панели, мостовые, скверы, сады, парадные подъезды. Кровь потекла ручьями, обагрив
пыльные камни.
Стрельба продолжалась до тех пор, пока на улице все живое не было истреблено.
Сергеев и Баратова сидели у раскрытого большого окна в квартире Филимонова. Перед ними на полу
стояли две циновки с патронами, коробки с револьверными пулями. Точно забавляясь, они стреляли наружу.
Мишеней было много.
Обезумевшие от страха люди, старики и подростки, женщины, солдаты, с выражением ужаса и
растерянности на лицах пробегали мимо, и многие здесь, у окна, находили свою смерть.
— Вон солдат. Стой, Ирка, — я.
— Нет я, подожди, Витя, ну, видишь, попала в голову. Так человек совсем не мучится.
— Смотри, вон какая-то проститутка бежит. Попаду или нет?
Бах…
— Попала. Видишь, она разорвала кофту.
— А вон еще целый десяток бежит. Ну-ка, давай.
— Бери револьвер. Погоди, дай я брошу бомбу. Приляг.
Ух… — загремел за окном взрыв, взметнулись дикие вопли смерти и боли.
— Один, видишь, бежит, — стреляй.
— Не попал.
— Мне надоело, Витя. Так неинтересно. Я хочу видеть их мучения вблизи. Да, кажется, уже все.
— Хорошо, я велю, чтобы к нам привели пленных.
Ночью они долго не спали, вспоминая переживания дня.
*
Части дивизии и местные революционные отряды, пользуясь покровом ночи, подошли к городу на
близкое расстояние.
Когда цепи уже повели наступление, в штаб отряда, которым командовал Нефедов, привели одного
совершенно нагого человека.
— Я член ревкома, — заявил он Васяткину. — Кажется, один уцелел из всего состава.
Его одели, накормили. Между едою рассказал:
— Нас около шестидесяти человек вывели за город, раздели и стали расстреливать из пулемета. Я первый
упал, как только пошла стрельба, и остался жив.
— Убиты только члены ревкома?
— Нет, много видных работников города и просто рабочие.
— Так.
Брови Васяткина нахмурились, чего с ним почти никогда не бывало.
— Все няньчились с офицерами. Вот и доняньчились, — зло сказал матрос Друй.
— Что же, будем ждать?
— Начнем наступление, — заявил не менее хмурый и злой Нефедов. — Не дадим им лишней минуты
поцарствовать
— И щадить не станем, — добавил Друй. — Какие там разговоры о контрами.
… После напряженных боев город был взят и очищен от противника. Преследуемый по пятам,
неприятель в беспорядке отступил к морю. На другой день похоронили павших в боях, и жизнь города потекла
по бурному революционному руслу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вечным шагом маршировали за днями дни. Пробежал над миром месяц жизни, отсчитал себе взвод в
тридцать дней и увел их в прошлое.
Умирала южная тучная осень, в убранстве из переспелых пшеничных колосьев, арбузов, дынь,
винограда. Из труб домов уже заклубились дымки, а по утрам топкие туманы заволакивали сизой кисеей
станицы, поля, леса и горы.
Этим днем под вечер разразилась гроза.
Стало темно, как в океане чернил. Грубые грязные тучи рокотали громами, сверкали грозными блестками
синие молнии. Точно разорванное, небо истекало проливным дождем.
Грррр-г-аа-а… грохотали злые раскаты. Глухо шумел ливень. Все поля затопили буйные воды. В них
купались яркие зигзаги буревых стрел.
Гневная природа точно бесповоротно решила оглушить взрывами, ослепить блестками, затопить в
пучинах вод все живое.
Но в эту бурную пору бодрствовал человек.
Вокруг станицы — залитые водой окопы. В них люди. Сверкание молнии играет на мокрой стали
оружия. Здесь расположились цепи корниловских ударников. Промокшим до костей людям холодно и тяжело в
мокрых одеждах. Они злы и раздражены.
— Если бы мне сейчас попался большевик, я бы разрезал его на части, — говорил один темный другому.
— Этого мало, — отвечал другой. — Я бы разрубил его на мелкие кусочки и заставил бы его есть
собственное мясо.
— Но мы окружены.
— Да, окружены. Пойманы, как мыши в мышеловке.
— Но им не сдобровать.
— Воевать не умеют, а берутся. Они… Но какой гром! Я в жизни не слыхал ничего подобного.
— А молния? Она зажигает полнеба.
— Если бы бог захотел, он мог бы в мгновенье испепелить наших врагов.
— Пустяки, я не верю.
— Наш генерал убит.
— У нас нет снарядов и одна исправная пушка.
— Мы думали, что поражение временное. Собирались занять Екатеринодар. Там все есть, и оружие нам
припасено.
— Не вышло.
— Чу… тише. Кто-то едет.
— Не большевик ли на наше счастье?
— Тише, капитан. Внимание.
Из рокочущей дождливой мглы послышался торопливый лошадиный топот. Он приближался. Вот уже в
нескольких шагах от заставы замаячили большие темные пятна.
— Стой! Кто едет?
— Руки вверх!
— Слезайте с лошадей!
Фигуры остановились. Из темноты прозвучал недовольный голос.
— Не задерживайте, господа. Мы, свои.