Дневникъ паломника
Шрифт:
(Къ читателю. Краткость этихъ замтокъ можетъ иногда повести въ недоразумніямъ. Напримръ, эта фраза означаетъ, что Цезарь и мать Нерона очень любили Рейнъ, а не то, чтобы Цезарь любилъ мать Нерона. Я объясню это, дабы читатель не подумалъ, чего нибудь предосудительнаго насчетъ этой леди или Цезаря, что было бы для меня крайне прискорбно. Я ненавижу скандалъ).
Продолженіе замтокъ. Убіи обитали въ древности на правомъ берегу Рейна, впослдствіи же оказались на лвомъ. (Убіи — вроятно народъ; проврить; можетъ быть ископаемыя). Кёльнъ — колыбель германскаго искусства. Распространиться объ искусств и старинныхъ мастерахъ. Отозваться о нихъ почтительно и любовно. Вдь это все покойники. Святая Урсула замучена въ Кёльн, и съ ней одиннадцать тысячъ двъ. Нарисовать яркими и патетическими красками картину избіенія. (Справиться, кто ихъ замучилъ). Разсказать что нибудь объ император Максимиліан. Назвать его «могущественнымъ Максимиліаномъ». Не забыть Карла Великаго (богатая тема) и Франковъ. (Справиться насчетъ Франковъ, гд они жили
Дальше идетъ въ томъ же род, — но и этого достаточно, чтобы дать вамъ понятіе о моемъ план. Я его не исполнилъ, такъ какъ, поразмысливъ хорошенько, пришелъ къ заключенію, что изъ этого получится нчто боле похожее на исторію Европы, чмъ на главу изъ записокъ туриста. Въ виду этого я ршилъ отложить исполненіе моего плана, до тхъ поръ, пока въ публик не обнаружится запросъ на новую исторію Европы.
— Кром того, — разсуждалъ я, — такая работа очень хороша при продолжительномъ одиночномъ заключеніи. Можетъ быть когда нибудь, въ періодъ невольнаго бездйствія, я радъ буду забыться надъ этимъ капитальнымъ трудомъ.
— Такъ лучше я отложу его на случай, если попаду въ острогъ.
Всмъ бы хороша была эта вечерняя поздка вдоль Рейна, еслибъ только меня не мучила мысль, что завтра я долженъ описать ее въ моемъ дневник. При такихъ условіяхъ она была для меня тоже, что обдъ для человка, который долженъ произнести спичъ по окончаніи его, или пьеса для критика.
Иногда намъ попадались странные поселки. Пространство между ркою и рельсами было такъ застроено, что не оставалось мста для улицъ. Домики лпились одинъ на другой, и я ршительно не понимаю, какимъ образомъ человкъ, живущій въ центр такого мстечка, можетъ добраться до дома, не перелзая черезъ другіе дома. Въ подобномъ мстечк, теща, явившаяся къ вамъ въ гости, могла бы бродить цлый день, слышать вашъ голосъ, даже видть васъ по временамъ, и все-таки не попасть къ вамъ.
Находясь въ подпитіи, житель такого мстечка долженъ оставить надежду добраться до дома. Ему придется прилечь гд нибудь и проспаться.
Мы видли очень забавную маленькую комедію на открытой сцен въ одномъ изъ городковъ, мимо котораго прозжалъ нашъ поздъ. Дйствующими лицами были коза, мальчуганъ, человкъ и женщина постарше, родители мальчугана и собственники возы, — и собака.
Сначала мы услышали визгъ, потомъ изъ коттеджа напротивъ станціи выскочила невинная и веселая козочка и принялась прыгать и рзвиться. Длинная веревка, обвязанная вокругъ ея шеи, тащилась за ней. Вслдъ за козой выскочилъ мальчуганъ. Онъ погнался за ней, стараясь поймать веревку, но вмсто этого самъ былъ пойманъ на веревку и, растянувшись на земл, поднялъ ревъ и визгъ. На крикъ выскочила изъ коттеджа здоровенная баба, повидимому мать этого мальчика и тоже двинулась за козой. Коза удирать, женщина за ней. На первомъ поворот она
Мы высунулись изъ оконъ и слдили за представленіемъ пока было возможно; и долго еще, посл того какъ деревня уже скрылась изъ вида, до насъ долетали вскрикиванія прохожихъ, шлепавшихся на землю, споткнувшись о веревку.
Часовъ въ одиннадцать мы пропустили по кружк пива — на германскихъ желзныхъ дорогахъ всегда можно достать пиво, кофе и булки у кондуктора — а затмъ сняли сапоги и пожелавъ другъ другу доброй ночи, стали устраиваться на ночлегъ. Намъ однако не удалось соснуть. Кондукторъ не давалъ намъ покою съ билетами.
Каждыя пять минутъ, — такъ по крайней мр казалось мн, хотя на самомъ дл промежутки вроятно были длинне, — зловщая фигура появлялась въ окн вагона, требуя билеты.
Чувствуя себя одинокимъ и не зная что сдлать съ своей особой, нмецкій кондукторъ отправляется по вагонамъ смотрть билеты, посл сего возвращается на свое мсто, бодрый и освженный. Многіе мечтаютъ о закат солнца, о горахъ, о картинахъ старинныхъ мастеровъ, но для нмецкаго кондуктора нтъ боле усладительнаго, боле возбуждающаго зрлища въ свт, чмъ видъ желзнодорожнаго билета.
Почти вс германскіе кондукторы обурваемы этой страстью въ билетамъ. Покажите любому изъ нихъ билетъ, — и онъ мигомъ разцвтаетъ; у нихъ это въ род болзни, такъ что мы съ Б. ршили по возможности ублажать ихъ.
Случится намъ увидть кондуктора, который стоитъ насупившись, съ выраженіемъ печали и скуки, мы тотчасъ подходимъ въ нему и показываемъ билеты. Видъ ихъ дйствуетъ, точно лучъ солнца; вся его печаль мгновенно исчезаетъ. Если у насъ нтъ билета, мы отправляемся въ кассу и покупаемъ. Въ большинств случаевъ билетъ третьяго класса до ближайшей станціи производитъ надлежащее дйствіе, но если бдняга кажется слишкомъ унылымъ, мы покупаемъ обратный второго класса.
Имя въ виду поздку въ Оберъ-Аммергау и обратно, мы запаслись книжками, по 10–12 билетовъ перваго класса въ каждой. Однажды, въ Мюнхен, я увидлъ кондуктора, который, какъ мн сказали, недавно потерялъ тетку — и повидимому былъ страшно огорченъ этимъ. Я предложилъ Б. отвести его въ уголокъ и показать ему вс наши билеты — штукъ двадцать или двадцать четыре — разомъ, и позволить ему подержать ихъ въ рукахъ и любоваться ими сколько хочетъ. Мн хотлось утшить его.
Но Б. возсталъ противъ моего предложенія. Онъ сказалъ, что если даже кондукторъ не сойдетъ съ ума отъ радости (что было боле чмъ вроятно), то возбудитъ среди другихъ желзнодорожныхъ служащихъ въ Германіи страшную зависть, которая отравитъ ему жизнь.
Итакъ мы купили и показали ему только одинъ обратный билетъ перваго класса до ближайшей станціи; и трогательно было видть, какъ просіяло лицо бдняги и слабая улыбка заиграла на устахъ, которыхъ она такъ долго не посщала.
Но бываютъ минуты, когда вы отъ души желаете, чтобы нмецкіе кондукторы обуздали свою страсть въ билетамъ или по крайней мр ввели ее въ должныя границы.
Самому терпливому человку надостъ день и ночь показывать билетъ; а являться въ окн вагона въ середин утомительнаго путешествія съ возгласомъ, «ваши билеты, господа!» — положительно не гуманно.
Вы устали, вы дремлете. Вы не знаете, гд вашъ билетъ. Вы даже не помните, брали ли его, а если брали — не утащилъ ли его кто нибудь. Вы спрятали его подальше, разсчитывая, что предъявлять не придется по крайней мр въ теченіе нсколькихъ часовъ.
Въ вашей одежд одиннадцать кармановъ, да еще пять въ пальто, висящемъ на вшалк. Можетъ быть билетъ въ одномъ изъ нихъ, а можетъ быть въ чемодан, или въ записной книжк, которую вы куда-то засунули, или въ бумажник.
Вы начинаете искать. Вы встаете и сталкиваетесь. Тутъ вами овладваетъ какое то странное чувство. Розыскивая билетъ, вы осматриваетесь кругомъ; и рядъ любопытныхъ лицъ, слдящихъ за вами, строгій взоръ человка въ форм, устремленный на васъ, внушаютъ вамъ, при вашемъ смутномъ, полусонномъ состояніи, представленіе о полицейскомъ обыск, о тюремномъ заключеніи срокомъ на пять лтъ, которое грозитъ вамъ, если билетъ окажется на васъ.