Дневникъ паломника
Шрифт:
Были тутъ еще «разговоры въ вагон», — разговоры между путешествующими лунатиками, — и діалоги во время перезда. — «Какъ вы себя чувствуете?» — «Пока довольно сносно; не знаю только, на долго-ли». — «О, какія волны! Мн очень скверно, я сойду внизъ. Велите пожалуйста дать мн чашку». — Желалъ бы я знать, кто, находясь въ такомъ положеніи, вздумаетъ выражать свои ощущенія по книг нмецкихъ разговоровъ!
Въ заключеніе сообщались германскія пословицы и «Идіотизмы», подъ которыми на всхъ языкахъ подразумваются повидимому «фразы для идіотовъ»: — «Не сули журавля въ неб, а дай синицу въ руки». — «Время приноситъ розы». — «Орелъ не ловитъ мухъ». — «Не покупай кошку въ мшк», — точно есть цлый классъ людей, которые покупаютъ кошекъ именно такимъ способомъ, чмъ
Перелистовавъ эту галиматью, я не нашелъ ни словечка насчетъ «Savoury». Въ глав «пища и питье» попались «ежевика», «фиги», «ирга» (что это такое — не знаю; никогда не слыхалъ о такомъ кушань), «каштаны» и тому подобныя вещи, которыхъ врядъ-ли это потребуетъ даже у себя на родин. Были тутъ масло и уксусъ, перецъ, соль и горчица, но того, съ чмъ ихъ дятъ, не было. Я могъ бы спросить крутыхъ яицъ или порцію ветчины, но я не хотлъ крутыхъ яицъ или порцію ветчины. Я хотлъ яичницу съ зеленью, а объ этомъ блюд авторы «Маленькаго карманнаго гида» очевидно никогда не слыхали.
По возвращеніи въ Англію я пробжалъ, изъ любопытства, три или четыре «Книги разговоровъ» или «Англо-нмецкихъ діалоговъ», предназначенныя для того, чтобы облегчить англійскому путешественнику объясненія съ нмцами, и пришелъ къ заключенію, что та, которой я пользовался, дльне и практичне всхъ.
Потерявъ всякую надежду столковаться съ лакеемъ, мы предоставили ему дйствовать, какъ знаетъ, а сами положились на милость Провиднія. Десять минутъ спустя передъ нами дымилась горячая яичница съ клубничнымъ вареньемъ, густо посыпанная сахаромъ. Мы набухали въ нее перца и соли, стараясь заглушить сладкій вкусъ, но вышло все-таки не особенно хорошо.
Позавтракавъ, мы обратились къ росписанію поздовъ, посмотрть, когда идетъ поздъ въ Оберъ-Аммергау. Я нашелъ одинъ, отходившій въ 3 ч. 10 м. Повидимому, это былъ прекрасный поздъ; онъ нигд не останавливался и желзнодорожное начальство очевидно гордилось имъ, такъ какъ напечатало о немъ жирнымъ шрифтомъ. Мы ршились съ своей стороны оказать ему уваженіе.
Чтобы скоротать время, мы пошли бродить по городу.
Мюнхенъ красивый, опрятный, большой городъ; въ немъ много прекрасныхъ улицъ и пышныхъ зданій, но несмотря на это и на стосемидесятитысячное населеніе, отъ него ветъ тишиной и захолустьемъ. Торговля идетъ не бойко на его широкихъ улицахъ, и покупатели рдко заглядываютъ въ элегантные магазины. Впрочемъ, на этотъ разъ онъ глядлъ оживленне, по случаю воскреснаго дня. На улицахъ толпились горожане и поселяне въ праздничныхъ платьяхъ, среди которыхъ живописно выдлялись старинные средневковые костюмы южныхъ крестьянъ. Мода, въ своей безпощадной войн противъ разнообразія и своеобразія формъ и красокъ, потерпла постыдное пораженіе въ горахъ Баваріи. До сихъ поръ, въ праздничный день, широкоплечій, загорлый пастухъ Оберланда надваетъ, поверхъ блоснжной рубашки, куртку, обшитую зеленымъ шнуркомъ, стягиваетъ кушакомъ у таліи короткіе штаны, нахлобучиваетъ на длинные кудри высокую шляпу съ перомъ, и обувъ на босу ногу огромные башмаки, отправляется въ своей Гретхенъ.
Она, какъ вы сами понимаете, тоже принарядилась въ ожиданіи его; и стоя подъ навсомъ широкой кровли деревяннаго домика, представляетъ очень милую картинку въ старомъ вкус. Она также предпочитаетъ національный зеленый цвтъ, но на этомъ фон выдляются и красныя ленты, разввающіяся по втру, а изъ подъ расшитой деревенской юбки выглядываетъ свтлая городская. Пышная грудь затянута въ крпкій темный корсетъ, широкія плечи окутаны блоснжнйшимъ платкомъ. Рукава тоже блые, очень широкіе, и походятъ на сложенныя крылья. Надъ пышными льняными волосами задорно примостилась круглая зеленая шапочка. Пряжки на башмакахъ и большіе глаза на миловидномъ личик такъ и блестятъ. Глядя на нее, вы бы не прочь помняться мстами съ Гансомъ на этотъ день.
Они спускаются въ городъ, рука объ руку, напоминая нсколько китайскихъ пастушковъ — только очень солидныхъ китайскихъ пастушковъ. Прохожіе оборачиваются и провожаютъ ихъ глазами. Они
Мюнхенъ и его окрестности каждое воскресенье обмниваются своими обитателями. Утромъ, позда, нагруженные крестьянами и горцами, одинъ за другимъ прибываютъ въ городъ, а изъ города одинъ за другимъ отходятъ позда, нагруженные добрыми и недобрыми горожанами, желающими провести день въ рощахъ, долинахъ, надъ озеромъ или въ горахъ.
Раза два мы заглядывали въ пивныя — не въ шикарные рестораны, набитые туристами и мюнхенскими франтами, а въ простыя, низенькія закоптлыя пивныя, гд можно наблюдать жизнь народа.
Простонародье гораздо интересне высшаго общества. Дамы и джентльмены до безобразія одинаковы во всхъ странахъ. Въ высшихъ сословіяхъ міра такъ мало индивидуальности, самобытности. Вс на одинъ покрой; каждый говоритъ какъ другіе, думаетъ и дйствуетъ какъ другіе, и глядитъ какъ другіе. Мы, господа, только играемъ въ жизнь. Для этой игры установлены свои правила и законы, которыхъ нельзя нарушать.
Наши неписанные уставы указываютъ намъ, что длать и что говорить при каждомъ оборот этого безсмысленнаго спорта.
Для тхъ, кто копошится у подножія соціальной пирамиды, кто упирается ногами въ землю, природа не любопытный предметъ изученія или созерцанія, а живая сила, которой необходимо повиноваться. Они стоятъ лицомъ къ лицу съ голой неподкрашенной жизнью и борятся съ нею въ темнот; и, какъ ангелъ, боровшійся съ Іаковомъ, она кладетъ на нихъ свою печать.
Есть только одинъ типъ джентльмена. Есть пятьсотъ типовъ мужчинъ и женщинъ. Вотъ почему я всегда предпочитаю мста, гд собирается простонародье, шикарнымъ ресторанамъ. Я постоянно объясняю это моимъ друзьямъ, которые упрекаютъ меня за низкіе вкусы.
Я способенъ проводить цлые часы за кружкой пива, съ трубкой въ зубахъ, глядя, какъ кипитъ и бурлитъ жизнь внутри и снаружи этихъ старыхъ пивныхъ. Смуглые крестьянскіе парни являются сюда съ своими зазнобами, угощать ихъ мюнхенскимъ нектаромъ. Какъ они веселятся! Какія шуточки отпускаютъ! Какъ раскатисто хохочутъ, какъ орутъ и поютъ. За сосднимъ столикомъ четверо стариковъ играютъ въ карты. Какія характерныя лица! Одинъ веселый, подвижной, живчикъ. Какъ прыгаютъ его глаза! Вы можете прочесть каждую мысль на его лиц. Вы знаете, когда онъ, съ торжествующимъ восклицаніемъ, прихлопнетъ королемъ даму. Его сосдъ спокоенъ, сдержанъ, смотритъ быкомъ, но увренно. Игра подвигается въ концу, вы слдите за нимъ и ждете, когда онъ пуститъ въ ходъ крупныя карты. Безъ сомннія онъ приберегъ ихъ въ концу. Онъ долженъ выиграть. Побда написана на его лиц. Нтъ! онъ проигралъ. Самая крупныя карта у него оказалась семерка. Вс съ удивленіемъ оборачиваются на него. Онъ смется… Хитрая бестія! его не оставишь въ дуракахъ, разв только въ карточной игр. Этотъ не проболтается.
Напротивъ игроковъ злющая съ виду старуха требуетъ сосисекъ и, получивъ требуемое, становится еще зле. Она огрызается на каждаго, кто ни пройдетъ, съ такимъ злобнымъ выраженіемъ, что вчуже страшно становится. Является откуда-то собачонка, садится противъ старухи и скалитъ на нее зубы. Старуха, съ тмъ же выраженіемъ дикой ненависти во всему живому, начинаетъ кормить собаченку сосисками, глядя на нее съ такой сосредоточенной злобой, что вы удивляетесь, какъ у той не застрянетъ кусокъ въ горл. Въ уголку высокая пожилая женщина говоритъ безъ умолку, обращаясь въ мужчин, который упорно молчитъ, сосредоточенно прихлебывая пиво. Очевидно, онъ можетъ выносить ея разговоръ лишь до тхъ поръ, пока передъ нимъ стоитъ кружка пива. Онъ для того и привелъ ее сюда, чтобы дать ей выболтаться. Боже! какъ она говоритъ! Безъ выраженія, безъ интонацій… ея рчь журчитъ, журчитъ, журчитъ, какъ неумолчный потовъ. Четверо подмастерьевъ входятъ, стуча тяжелыми сапогами, усаживаются за грубымъ деревяннымъ столомъ и требуютъ пива. Они галдятъ, поютъ, хохочутъ, обвивъ рукой талію ко всему равнодушной фрейленъ.