Домби и сын
Шрифт:
Взволнованный майоръ захрпилъ опять, какъ надорванная лошадь, и на этотъ разъ пароксизмъ продолжался довольно долго. Придя въ себя, онъ продолжалъ:
— Старый Джозъ, собственно говоря, не иметъ высокихъ достоинствъ; но онъ прямъ, открытъ, и душа y него какъ чистое стекло. Вы берете его товарищемъ въ Лемингтонъ, — пусть: онъ детъ, и вы можете, Домби, распоряжаться имъ, какъ угодно. Старикашка весь къ вашимъ услугамъ. О люди, люди, — продолжалъ майоръ шутливымъ тономъ, ухвативъ себя за подбородокъ, — я, право, не знаю, за что вы любите стараго Джоза, за что вшаетесь къ нему на шею; не будь онъ черствъ и разборчивъ, вы бы задушили его своими ласками и приглашеніями.
М-ръ
— Лишь только я увидлъ васъ, — сказалъ онъ, — разсудокъ и воображеніе заговорили вмст: не звай, старикашка, Домби такой человкъ, съ которымъ теб стоитъ подружиться.
Между тмъ майоръ насытился до такой степени, что эссенція жирнаго паштета видимо просачивалась чсрезъ его глаза, a жареныя почки и пуддингъ до того раздули его короткую шею, что оказалось необходимымъ перевязать галстухъ. Когда наступило время отъзда на бирмингамскую желзную дорогу, туземецъ съ большимъ затрудненіемъ напялилъ на него теплый сюртукъ и застегнулъ его сверху до низу. При этой операціи майоръ пыхтлъ и отдувался, какъ винная бочка. Вслдъ за тмъ, туземецъ съ должнымъ почтеніемъ и приличной разстановкою подалъ ему замшевыя перчатки, толстую палку и шляпу, которую онъ очень искусно надлъ на бекрень, какъ опытный франтъ первой руки. Еще прежде туземецъ позаботился нагрузить экипажъ м-ра Домби, дожидавшійся y воротъ, до послднихъ предловъ возможности безчисленнымъ множествомъ мшковъ, мшечковъ, чемодановъ и чемоданчиковъ съ такими же апоплексическими свойствами, какъ и самъ майоръ. Затмъ онъ наполыилъ собственные карманы сельтерской водой, остъ-индскимъ хересомъ, буттербродами, шалями, телескопами, газетами и другими мелочами, которыя могли въ дорог понадобиться для майора, и наконецъ возвстилъ, что все готово къ благополучному путешествію. Когда несчастный туземецъ — говорили, будто онъ былъ какимъ-то князькомъ на своей родин — занялъ въ карет свое мсто подл м-ра Туалисона, домохозяинъ метнулъ въ него съ мостовой цлой грудой майоровыхъ шинелей и разнокалиберныхъ сюртуковъ, подъ которыми онъ, зарытый какъ въ могил, покатился на станцію желзной дороги.
Но прежде, чмъ карета тронулась съ мста и туземецъ схоронился въ живомъ гробу, y окна появилась миссъ Токсъ, сдлала граціозный книксенъ и еще граціозне замахала лилейно блымъ платочкомъ. М-ръ Домби принялъ это прощальное привтствіе очень холодно — очень хододно даже для него — и, сдлавъ ей самый легкій, едва замтный поклонъ, небрежно облокотился въ карет съ довольнымъ видомъ. Это доставило майору невыразимое наслажденіе. Самъ онъ раскланялся съ миссъ Токсъ съ обыкновенной любезностью и, усвшись въ карету, продолжалъ самодовольно улыбаться, какъ Мефистофель, и пыхтть, какъ откормленный буйволъ.
Пріхавъ на станцію, путешественники нсколько времени ходили по галлере взадъ и впередъ, пока готовился поздъ желзной дороги. М-ръ Домби былъ пасмуренъ, молчаливъ и угрюмъ, a майоръ безъ умолку разсказывалъ разные очень забавные анекдоты, въ которыхъ главнымъ дйствующимъ лицомъ, разумется, былъ не кто другой, какъ Джозефъ Багстокъ. Гуляя такимъ образомъ, они, съ перваго появленія, обратили на себя вниманіе одного суетившагося около самаго паровоза работника, который снималъ шапку всякій разъ, какъ они проходили мимо. Но ни одинъ изъ нихъ не замчалъ этого маневра. М-ръ Домби обыкновенно смотрлъ свысока и не обращалъ вниманія на толпу, a майоръ былъ слишкомъ углубленъ въ сущность своихъ разсказовъ и не видалъ ничего. Наконецъ, при одномъ
— Прошу извинить, сэръ, — сказалъ онъ, — но я надюсь, вы ничего, сэръ, такъ себ: не правда ли?
Работникъ былъ одтъ въ парусинный кафтанъ, запачканный угольной пылью, масломъ и саломъ. Его волосы и бакенбарды были пропитаны пепломъ и свжей золой. При всемъ томъ, въ его манерахъ, грубыхъ и неуклюжихъ, проглядывало добродушіе. Словомъ, это былъ не кто другой, какъ м-ръ Тудль въ своемъ форменномъ костюм.
— Я буду, сэръ, вамъ кочегарить, то-есть загребать уголья, сэръ, прошу извинить. Здоровы ли вы?
Въ награду за участіе м-ръ Домби подарилъ грязнаго работника самымъ презрительнымъ взглядомъ. Добрый Тудль смекнулъ, что его не узнали.
— Осмлюсь напомнить, — продолжалъ онъ, — жена моя Полли, a въ вашемъ дом прозывалась Ричардсъ…
На этотъ разъ физіономія м-ра Домби выразила слишкомъ явное презрніе, и м-ръ Тудль долженъ былъ остановиться, не окончивъ рчи.
— Вашей жен нужны деньги, что ли? — сказалъ м-ръ Домби, опуская руку въ карманъ.
— Нтъ, сэръ, благодарю, — возразилъ Тудль. — У Полли есть деньги. У меня тоже. Благодаримъ.
М-ръ Домби остановился въ свою очередь, и очень неловко. Его рука барахталась въ карман.
— Благодарю васъ, сэръ, — продолжалъ кочегаръ, повертывая на разные манеры свою клеенчатую фуражку. — Мы ничего, поживаемъ себ недурно. Полли съ той поры, сэръ, принссла мн еще четырехъ дтенышей. Семья, сэръ, большая, a концы съ концами сводимъ.
М-ръ Домби хотлъ повернуть къ своей карет, хотя бы пришлось сбить съ ногъ кочегара, но его вниманіе невольно остановилось на фуражк, которую тотъ продолжалъ вертть.
— Мы, сэръ, потеряли одного дтеныша, — продолжалъ Тудль. — Что длать! гршные люди.
— Недавно? — спросилъ м-ръ Домби, продолжая смотрть на фуражку, на которой торчалъ кусокъ крепу.
— Нтъ, сударь, давненько, года три назадъ, a впрочемъ другія дти живы и здоровы. A насчетъ грамоты, помните? вы изволили меня спрашивать. Тогда я немножко мараковалъ мломъ, a теперь читаю и пишу съ вашего позволенія. Мои мальчуганы сдлали изъ меня настоящаго школьника. Все, сэръ, идетъ какъ по маслу.
— Пойдемте, майоръ, — сказалъ м-ръ Домби.
— Нтъ ужъ вы извините меня, — продолжалъ Тудль, выступая впередъ и размахивая фуражкой. — Я бы не сталъ васъ безпокоить, да только старшій мой сынишка, Котелъ, изволите припомнить? Его, впрочемь зовутъ Робинъ, a это только прозвище. Вы его включили тогда въ училище Благотворительнаго Точильщика.
— Ну? — сказалъ м-ръ Домби строгимъ и сердитымъ тономъ. — Что же онъ?
— Да что? — продолжалъ Тудль, махнувъ рукой и покачивая головой съ видомъ отчаянной грусти, — вдь онъ совсмъ свихнулся.
— Какъ свихнулся? — спросилъ м-ръ Домби не безъ нкотораіо удовольствія.
— Да, такъ-таки и свихнулся, судари вы мои, — продолжалъ отецъ, устремивъ горестный взглядъ на обоихъ путешественниковъ, надясь встртить въ майор нкоторое сочувствіе своему горю. — Котелъ пошелъ по дурной дорог. Злые люди завлекли его въ свою шайку. Быть можетъ, онъ опомнится и авось, Богъ дастъ, возвратится на путь истиный, a теперь — бда, да и только. Вы объ этомъ, м-ръ Домби, вроятно, услыхали бы отъ чужихъ людей, а, пожалуй, и начальство донесло бы вамъ, что вотъ-де Благотворительный Точильщикъ развратнаго поведенія. Мн больно, сэръ, говорить объ этомъ да ужъ такъ и быть: узнайте отъ отца о разврат его сына. Бдная Полли горюетъ день и ночь. Она въ отчаяніи, господа, — заключилъ Тудль, снова устремивъ печальный взглядъ на майора.