Дон Жуан в Неаполе

Амфитеатров Александр Валентинович

ЛЕПОРЕЛЛО. Гм… гм…

ДОНЪ ЖУАНЪ. Мы обманули тысячу мужей.

ЛЕПОРЕЛЛО. Ужъ и мужья были!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Убили нсколько сотъ…

ЛЕПОРЕЛЛО. Туда и дорога вислоухимъ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Обольстили тысячу женъ.

ЛЕПОРЕЛЛО. Ну, и спотыкаться случалось…

ДОНЪ ЖУАНЪ. Все это — моя профессія, моя привычка, мой воздухъ: любить — обманывать, любить — убивать. Я обольщаю, какъ другіе дышатъ… Я убиваю, какъ другіе дятъ… Но часто я спрашивалъ себя: есть ли на

свт мужъ, котораго мн совстно было бы обмануть? есть ли жена, которую обольстить мн было бы стыдно?

ЛЕПОРЕЛЛО. И вы отвчали себ: нтъ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Я отвчалъ себ: да!

ЛЕПОРЕЛЛО. Любопытно знать, гд скрываются эти антики?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Недалеко, Лепорелло. Мужъ, это ты.

ЛЕПОРЕЛЛО. Я?

ДОНЪ ЖУАНЪ. А жена — твоя жена, если бы, конечно, она у тебя была.

ЛЕПОРЕЛЛО. Вы хотите меня уврить, что, если бы я былъ женатъ, вы не позволили бы себ обольстить мою жену?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Никогда. Ни за что.

ЛЕПОРЕЛЛО. Если бы она была красавица?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Даже сама Елена Троянская.

ЛЕПОРЕЛЛО. Зачмъ Елена, — возьмемъ примръ ближе: вотъ хоть бы эту красивую Габріэллу… въ окно которой вы собираетесь лзть.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Габріэллу?

ЛЕПОРЕЛЛО. Да. Вообразите, что эта Габріэлла — моя жена… Отказались бы вы тогда отъ нея или нтъ?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Но зачмъ же я буду воображать небылицы, мой другъ, когда она жена дона Эджидіо Ратацци, котораго ты такъ предусмотрительно спровадилъ на Капри?

ЛЕПОРЕЛЛО. Ага! то-то — зачмъ?… Знаемъ мы васъ!.. (Сбрасываетъ лстницу.) Пожалуйте, готово.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Крпко ли?

ЛЕПОРЕЛЛО. Надйтесь на меня.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Ни за что не ползу по такой соломинк прежде, чмъ не увижу, что она держитъ человка. Спустись по ней внизъ.

ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ теб разъ! Зачмъ?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Затмъ что, если она гнилая, то лучше оборваться съ нея теб, чмъ твоему господину.

ЛЕПОРЕЛЛО. Господи, какой вы, однако, стали трусъ! (Спускается.)

ДОНЪ ЖУАНЪ. Годы, любезный Лепорелло, годы. Рискъ головою хорошъ только для мальчишекъ.

ЛЕПОРЕЛЛО. Ползайте, что ли? Луна уже восходитъ…

ДОНЪ ЖУАНЪ. Сейчасъ, сейчасъ… Собственно говоря, преутомительная это служба — быть развратникомъ, Лепорелло.

ЛЕПОРЕЛЛО. Охота пуще неволи.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Нтъ, не то. А каждому человку данъ жребій, который онъ долженъ принять къ исполненію съ твердымъ убжденіемъ, какъ призваніе и обязанность до гроба. Не такъ ли, Лепорелло?

ЛЕПОРЕЛЛО. Вы всегда говорите, какъ книга.

ДОНЪ ЖУАНЪ. А твое мнніе, Джмъеппе?

ДЖУЗЕППЕ. Именно такъ разсуждалъ я, синьоръ, когда ршилъ честнымъ трудомъ зарабатывать хлбъ и сдлался нищимъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Человку моихъ лтъ въ этотъ часъ хорошо лежать въ мягкой постели, съ колпакомъ на голов… Подл — на столик — графинъ добраго хереса и тарелка съ бисквитами…

Приходитъ добрая, пожилая ключница или капелланъ… играемъ въ пикетъ, разсказываемъ другъ другу анекдоты… вотъ это жизнь. А тутъ — ползай во второй этажъ по какой-то нитк къ какой-то тамъ Габріэлл… нжничай, ври, изображай страсть… ой!

ЛЕПОРЕЛЛО. Что съ вами?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Ногу кольнуло… подагра, что ли? Или опять ревматизмъ? О-хо-хо… Скучища… остаться разв? не лазить?

ЛЕПОРЕЛЛО. Что вы, что вы, синьоръ? Дама предупреждена, мы истратили столько денегъ, столько усилій…

ДОНЪ ЖУАНЪ. Чортъ съ ними съ деньгами и усиліями… Ой-ой-ой!

ЛЕПОРЕЛЛО. И, наконецъ, подумайте о будущемъ. Если вы перестанете быть Донъ Жуаномъ, то сдлаетесь просто старымъ холостякомъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты правъ.

ЛЕПОРЕЛЛО. И что же тогда станется съ поэзіей и музыкой? Что будетъ съ Моцартомъ, Байрономъ, Пушкинымъ, Алексемъ Толстымъ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Назвался груздемъ, ползай въ кузовъ. Нечего длать. Спасемъ поэзію, Францъ! Эйнъ венигъ шпиль ауфъ!

ФРАНЦЪ. Jawohl!

ДОНЪ ЖУАНЪ (декламируетъ подъ мандолину).

Посмотри: косыя тни Черезъ улицу легли И балконныя ступени Въ чуткій сумракъ облекли. Чуткій сумракъ спящей розы Сторожитъ душистый сонъ, — Поэтическія грезы, Подъ цикады перезвонъ. Спящихъ розъ дыханьемъ полный Моремъ льется ароматъ: Набгающія волны И ласкаютъ, и томятъ. Теплый втеръ отъ Гренады Разжигаетъ въ сердц кровь, Будитъ звуки серенады, Будитъ ревность и любовь… Сколько такихъ ночей мы пережили, мой добрый Лепорелло!

ЛЕПОРЕЛЛО. Эхъ, баринъ! Было, было, да и быльемъ поросло.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Ничего, старый. Ты еще не разъ подержишь мн лстницу, а я не разъ по ней подымусь.

ЛЕПОРЕЛЛО. Вашими устами медъ пить, синьоръ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Помнишь? Мадридъ — Духовъ день — посл боя быковъ — донна Эфедра — такая же ночь — та же псня — и вдругъ… свирпый тореадоръ Эскамильо, съ своею навахою.

ЛЕПОРЕЛЛО. А вы его чикъ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. А я — его чикъ!.. Пиза… падающая башня… блый мраморъ посинлъ отъ луны… я пою серенаду дукесс Монн Ванн, и вдругъ изъ-за угла этотъ толстый болванъ, кондотьери Принцивалле… и въ рукахъ у него этакій кинжалъ!

ЛЕПОРЕЛЛО. А вы его — брыкъ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. А я его — брыкъ!.. Шпиль ауфъ, Францъ! (Лзетъ.) Шпиль ауфъ! Все прямо ты говоришь, Лепорелло?

ЛЕПОРЕЛЛО. Все прямо, синьоръ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Ну, прямо, такъ прямо. Охъ-охъ-охъ-охъ-охъ! (Скрывается.)