Дон Жуан

Байрон Джордж Гордон

119

Но, как ни странно, — грубые и хмурыеСолдаты, не щадившие детей,Глядели как бы с жалостью понуроюНа старика и мертвых сыновей:Суровые геройские натуры ихЕго геройство трогало живей,Чем вопли слабых, а его презреньеК опасности внушало уваженье.

120

Еще один, последний бастионОтстреливался стойко; там держалсяПаша, своим отрядом окружен,И с русскими отважно расправлялся.Раз двадцать отступить заставил онШтурмующих, пока не догадалсяСпросить

о ходе битвы и узнал,Что под ударом русских город пал.

121

Тогда послал он бея к де РибасуПо поводу условий, а покаКурил он равнодушно больше часуС холодным стоицизмом смельчака,Храня величья важную гримасу,Разглаживая бороду слегка.Кто три хвоста на бунчуке имеет,Тот и тройною силою владеет.

122

Но так или иначе — город пал,Как муэдзин пророку ни молилсяИ как паша его ни защищал.Сребристый полумесяц закатился,И алый крест над полем засиял.Не кровью искупленья он светился,Нет — эта кровь по улицам текла,Как от луны, от зарева светла.

123

Все то, чем леденит и мысль и телоГлухих легенд причудливая тьма,Что даже бред рисует нам несмело,На что способен черт, сойдя с ума;Все ужасы, которые не смелаИзобразить фантазия сама,Все силы ада здесь кипели страстью,Разнузданные в буре самовластья.

124

И если состраданье хоть на мигВ какое-нибудь сердце проникало,Когда младенец милый иль старикСпасался из бушующего шквала,Поступок добрый и предсмертный крикВсе в море разрушенья утопало.Вам, жители столиц, пора понять,Что кроется под словом «воевать»!

125

Какой ценой даются «сообщенья»,Задумайтесь, любители газет;Поймите, что гарантии спасеньяУ вас самих на будущее нет!Налоги, Каслрея выступленья,Восторги Веллингтоновых побед,Ирландии голодные стенаньяВезде я вижу предзнаменованья.

126

Но все же, уважая короля,Цветет патриотическая нация,Поэты, повелителей хваля,Всечасно пребывают в экзальтация.В Ирландии напала на поляНовейшая чума — пауперизация;Но это зло корону не смутит:Георг Четвертый толст и очень сыт.

127

Но я опять от темы отвлекаюсьИтак, погиб несчастный Измаил!Его пожар, в Дунае отражаясь,Кровавым блеском полночь озарил.Еще гудели стены, сотрясаясь,Но оборона выбилась из сил;Из нескольких десятков тысяч смелыхЕдва ли даже сотня уцелела.

128

Но русских мне придется похвалитьЗа добродетельное поведеньеВ наш век развратный надобно ценитьТакое крайне редкое явленье!Сюжет довольно скользкий… Как мне быть?Ну, словом, многодневные лишеньяВлиянье оказали, говорят,На степень целомудрия солдат.

129

Они, конечно, грабили немало,Но от насилии, следует сказать,Едва ли сорок дюжин пострадало.Не стану о причинах

толковать,Но только вам напомню, что бывало,Когда случалось город штурмоватьФранцузам — этой нации приятной,Но крайне изощренной и развратной.

130

Конечно, в темноте и впопыхахМогли ошибки мелкие случатьсяТам дым стоял такой во всех домах,Что впору даже с чертом повстречаться!Шесть гренадеров, якобы впотьмах,Куда тут было толком разобраться!Наделали непоправимых бедС девицами семидесяти лет.

131

Но, в общем, все держались образцово,Что, говоря по правде, огорчалоКрасавиц томных возраста такого,Которым уж невинность докучала.Роль скорбной жертвы случая слепогоИх ни одной минуты не смущала:Сабинянок удел казался им,Сказать по правде, вовсе не плохим.

132

И вдовы проявляли нетерпенье;Перевалив уже за сорок лет,Матроны выражали удивленье,Что массовых насилий вовсе нет.Но так или иначе, без сомненьяУставшие от грохота побед,Солдаты в развлеченьях не нуждались,И вдовы, вероятно, не дождались.

133

Суворов в этот день превосходилТимура и, пожалуй, Чингис-хана:Он созерцал горящий ИзмаилИ слушал вопли вражеского стана;Царице он депешу сочинилРукой окровавленной, как ни странноСтихами. «Слава богу, слава вам!Писал он. — Крепость взята, и я там!»

134

Двустишье это, мнится мне, страшнееМогучих слов «Мене, Мене, Текел!»,Которые, от ужаса бледнея,Избранник Даниил уразумел,Но сам пророк великой ИудеиНад бедствием смеяться не посмел,А этот рифмоплет — Нерону пара!Еще острил при зареве пожара.

135

Как страшно эта песенка звучитПод музыку стенаний! Негодуя,Пускай ее потомство повторитЯ возглашаю: камни научу лГромить тиранов! Пусть не говоритНикто, что льстил я тронам! Вам кричу я,Потомки! Мир в оковах рабской тьмыТаким, как был он, показали мы!

136

Нам новый век узреть не суждено,Но вы, вкушая радость мирозданья,Поймете ль вы, что было так темно,Так мерзостно людей существованье!Да будет навсегда погребеноПрезренных этих лет воспоминанье!Забудьте кровожадных дикарей,Кичившихся жестокостью своей!

137

Пускай же разукрашенные троныИ все на них сидевшие царькиВам чужды, как забытые законы,Как тайных иероглифов значкиНа древних обелисках фараона,Как мамонтов огромных костяки;Вы будете глядеть в недоуменьеМогли ли жить подобные творенья!

138

Итак, читатель, все, что обещалЯ в первой песне, — выполняю честно!Я все теперь подробно описал;Любовь, и шторм, и битвы. Как известно,Эпической поэму я назвал,И разрешил задачу я чудесноНазло моим предшественникам; ФебМне помогает, волею судеб.