Дорога войны
Шрифт:
– Тзана.
Девушка закрыла ему рот сухими, горячими губами. Сергий даже и не думал сопротивляться. Может, завтра его ждет бой. Или даже этой ночью. Зачем же отказывать себе в роскоши близости? И потом, это же Тзана.
– От тебя приятно пахнет, – прошептала девушка и хихикнула: – Бедный Искандер! И Верзон! Им в одном шатре с наместником ночевать!
Лобанов обнял девушку за спину, протягивая руку далеко ниже талии, крепко прижал к себе, и Тзана вытянулась стрункой, бормоча заклинания на сарматском – в перерывах между поцелуями. Ее пальцы были неумелы, но это лишь сильнее возбуждало Сергия. Он осторожно перекатился, укладывая Тзану на теплый мех, присел на пятки и совлек с себя рубаху. Он был рад и возбужден все эти дни – Тзана была с ним, он не отдал ее вонючему Зорсину! А теперь его настигло и удовольствие.
– Я бы еще в зимнике стала твоей, – прошептала Тзана, – но там было нельзя.
Ни слова не говоря, Роксолан наклонился и принялся целовать ее – шею, плечи, груди, живот, бедра. Дыхание девушки стало прерывистым, ее ладони шарили по Сергиеву телу и находили то, что хотели. Степь, варвары, погони – все отошло на задний план и перестало существовать.
У Сергия мелькнула мысль, что его голый зад здорово отсвечивает в свете костра, а потом размышления истаяли, и он долго-предолго жил одними лишь ощущениями.
Сергий лежал рядом с Тзаной, обнимая девушку обеими руками, и унимал бурное дыхание. Он посмотрел на лицо Тзаны. Очень красивое лицо. Личико. На нем были написаны умиротворенность и удовлетворение.
– Ты не замерзла? – прошептал он.
– Нет, ты очень горячий.
Рука Тзаны скользнула у него по животу и ниже.
– Тзана, не балуйся.
– А я буду.
Девушка мигом раздразнила его и уселась верхом, ритмично приседая. Сергий помогал ей, поддерживая за бедра, потом перевел ладони на груди Тзаны, принялся сводить их, поднимать, мять, теребить соски, зажимая между пальцев. Девушка выгнула спину и прилегла ему на грудь, продолжая покачивания и глухо постанывая. Темп все убыстрялся и убыстрялся, пока Тзана не вскрикнула и не выгнулась дугой, устремляя лицо к дымогону, куда заглядывала любопытная звезда.
Девушка глубоко вздохнула, приподнялась на колене, освобождая лоно, и прилегла рядом.
– Тебе хорошо? – спросила она.
– Очень, – ответил Сергий, – а тебе?
– Я самая счастливая.
Они оделись, опять легли, прижались спинами друг к другу – и мгновенно уснули.
Степь понемногу прирастала лесом – на песчаных террасах рек прижились сосны, в глубоких балках и оврагах теснились буерачные дубы, попадались буковые рощи, в которых роль подлеска исполняли липа, ясень и клен.
Но это были лоскутья, широколиственные латки, наложенные природой на холмистую равнину степи, где вековечно шуршал типчак да ковыль мотал седыми космами, словно убиваясь по зеленому лету. По ночам стало примораживать, на лужах появлялся стеклистый ледок. Днем солнце светило с безоблачного неба и даже грело в безветренную погоду, а после заката небесное отопление выключали – и сразу холодало, словно предвещая зимний колотун.
Все-таки степь хранила один след цивилизации – ее от Данувия на западе до Тизии на востоке пересекала дорога, соединяющая городишко Луссоний в Нижней Паннонии с пограничным фортом Патискумом, что стоял против устья Марисуса. По ней-то и двинулись похитители и похищенные, пока не выбрались к руинам римского поселения, сожженного язигами. В квадратной рамке спаленного частокола стояли одинаковые дома, вернее, остовы домов – щербатые стены с проломами окон и дверей.
Для стоянки выбрали недостроенную базилику на заросшем травою форуме.
– Привал!
Сергий обошел базилику по периметру. С южной стороны стену раздвигал дверной проем, северная стена обрушилась наполовину, открываясь в степь. Ширины зияния было довольно, чтобы телега проехала.
Осторожно, трогая руками выступающие кирпичи, Лобанов залез на изломанный верх стены. Сощурившись, он огляделся. С запада и юга селение обтекала речушка. На востоке шелестела последними листьями чаща деревьев, а на севере стелилась голая степь. Э, нет, не такая уж она и голая. Присмотревшись, Сергий различил на горизонте серое облако – пылило много лошадей, и пылили они прямо к их лагерю.
– Тревога! – спокойно сказал Сергий. – Приготовить луки. Брони надеть. Гефестай и Верзон – защищаете пролом, Искандер и Эдик – вы на восточную стену, я – на южную!
– А я? – спросила Тзана.
– А ты кипяти воду и готовь бинты!
– Может, ты и меня пристроишь? – проворчал Марций Турбон.
– Будешь со мной в паре!
Сергий достал свой арбалет и протянул наместнику. Тот сердито фыркнул.
– Может, это не к нам? – выглянул поверх стены Эдик.
– Да уж больно напористо прут. Долго так не проскачешь – кони сдохнут, а эти вон как летят!
Неизвестные конники быстро приближались. Вскоре стали различимыми детали. Не менее полусотни коней неслось на брошенное поселение. Правда, всадников было вдвое меньше. Над ними, поднятые на шестах, мотались надувные драконы из шелка.
– Это язиги! – возбужденно крикнул Верзон. – Точно!
– Это хорошо или плохо? – нетерпеливо уточнил Эдик.
– Это хуже некуда!
– Явно по нашу душу, – проворчал Искандер. – Никаких шансов!
Язиги мчались, пригибаясь к холкам коней, угрожающе наставляя копья, помахивая мечами. На всех были шлемы и панцири из сыромятной бычьей кожи и щиты, сплетенные из ивняка. Шагов за пятьдесят от бивака половина язигов бросила поводья и выхватила луки из горитов. Десяток стрел взвились в воздух, буравя слух зловещим зудом свистулек.
– Воздух! – крикнул Эдик.
Красные стрелы падали сверху смертоносным градом, втыкаясь в землю на целую ладонь. Гефестай с Верзоном мигом ответили, выпустив пару стрел по неприятелю. Стрела вексиллатиона, черная дакийская стрела, попала точно в цель, пробивая и панцирь, и сердце свирепо скалящегося воина.
– У-ла-ла! – разнесся боевой клич. – У-ла-ла! Громко улюлюкая, язиги разделились на два отряда, окружая дом, где засели римляне. Варвары гарцевали у Сергия на виду, то поднимая коней на дыбы, то заставляя их танцевать или шарахаться. В густые длинные гривы коней были вплетены десятки скальпов.
– Гефестай! – крикнул Сергий. – Ты по-ихнему разумеешь?
– Маленько!
– Спроси их, какого хрена они тут забыли?
Сын Ярная проорал вопрос, и язиги подняли вой – не злобный, не воинственный, а какой-то жизнерадостный, словно перерезать мимоходом десяток человек было для них забавой, молодецкой утехой.
– Не отвечают! – крикнул Гефестай.
– Тогда перебьем их ко всем чертям! – разозлился Сергий. – Только чтобы зря стрелы не тратили. Экономьте боезапас!
Гефестай и Верзон, мелькнув в проломе, выпустили по стреле. В ответ прилетело полдесятка красных жал, но на линии атаки уже никого не было. Зато Гефестаю опять повезло. Старый дак тоже выстрелил в пролом и попал – его стрела выбила пыль на груди высокого, узколицего сармата.