Драконов бастард
Шрифт:
— Архивариус, кто пользовался телепортумом?
Последовавшая реакция полностью повторяла предыдущую — ход течения мыслей в искусственном разуме атторнака нарушился, и его проекция атаковала волшебника стеклянными шипами. В первый раз это могло бы сработать за счет неожиданности, но дальше Тобиус был готов.
— Официально — нет, — повторил Архивариус. — Но я не могу утверждать этого совершенно точно, так как телепортум не является частью моей сети чар и заклинаний. Это обособленный артефакт с собственными энергогенераторами и фокусирующими поток магии приспособлениями.
Маг печально покачал головой.
— Бедный старый Архивариус, — пробормотал Тобиус, — кто-то перекроил
— Я не понимаю, о чем вы говорите, чар.
— Не сомневаюсь. Здесь был кто-то, и этот «кто-то» вырезал себя из твоей памяти. Возможно, это был тот, кто принес сюда Афивианские свитки, или Финель Шкура. Но если он смог залезть в твою систему чар и спрятать информацию о том, куда он исчез, то, возможно, он смог спрятать все твои воспоминания о его присутствии… возможно, он даже теперь здесь, но ты его больше не распознаешь.
— Это маловероятно, чар Тобиус. Никто посторонний не имеет прав переписывать мою систему чар.
— Но кто-то это сделал, — протянул волшебник. Мысль о том, что в безразмерной библиотеке, возможно, прячется некто Финель Шкура, посланный управителями на поиски Шангруна перед Тобиусом, совсем не грела серого магистра. Финель добрался до библиотеки, об этом свидетельствовали его вещи, но потом он внезапно исчез. И лишь Господь-Кузнец ведает, что с ним и где он теперь.
Вернувшись в свое «гнездо», волшебник незамедлительно принялся копаться в полученных документах. С особой осторожностью он стал распутывать сеть чар на книге заклинаний пропавшего мага. Через несколько часов Тобиус вспомнил о своем заклинании Рвач и разодрал сеть защитных чар. Пролистывая чужую книгу заклинаний, он вынес вердикт, что ее хозяин был не то метаморфом, не то анимагом. В любом случае он изучал вопросы изменения живой материи и, судя по всему, искал лекарство от магической ликантропии, мечтал излечить проклятие вервольфов. Смелые устремления. В любом случае ничто из прочитанного не указывало на обширные познания Шкуры в областях артефакторики либо сапиентомантии, а без них разладить работу старинного шангрунского атторнака не представлялось возможным.
— Он изучал все виды неестественных метаморфоз — от мутации тела до проклятий, вызывающих смену облика. Его это очень интересовало…
Архивариус оставался молчалив и безучастен.
Проведя длинную ночь над книгами, серый магистр остановился на поврежденной странице экземпляра «Мифические твари в верованиях народов Оры, Стигги и Эриге». Экземпляр был старым, можно даже сказать, древним.
«Орфанг, зверь зело дикий и опасный, оборотнической природы бестия, отчаянием порожденная. Зверь сей есть последок человека, кой гладом и хладом замучен был, и в отчаянии душа его погибла прижизненно, обратив грешную плоть орфангом — тварью лютой, ненасытной и множащей горе».
Далее следовал длинный, но точный ритуал обращения орфанга обратно в человека. Чтобы прочесть его основные положения, пришлось прибегнуть к магии и вернуть оторванные части листа на место.
— Господь великий и единый, неисповедимы пути Твои, но порой мне кажется, Ты любишь мучить слабых смертных чад глины, — пробормотал Тобиус, когда во всем разобрался.
Перенеся все нюансы в свою книгу заклинаний, волшебник продолжил изучение бесценных трудов, оставленных магами прошлого, и преуспел в этом. Книга заклинаний пополнилась множеством новых страниц, а в голове Тобиуса забурлил творческий бульон, который обещал вскоре выдать несколько новых, доселе неизвестных или же полностью забытых заклинаний. Поняв, что так может продолжаться вечно или до тех пор, пока не закончатся припасы, волшебник решил, что надо потихоньку собираться. Получив в свое распоряжение достаточно словарных знаний, он смог читать текст Афивианских свитков.
Общий смысл этого древнего труда сводился к повествованию о некотором магическом явлении… нет, скорее о магических существах, что характерно для адвомагии, которых в древности звали огэбо. Свитки не объясняли досконально, что это за существа, какова их природа, их происхождение, но просто сообщали, что, достигнув некоторых высот, состоявшийся маг может заключить договор с одним из огэбо. Что-то вроде связи между волшебником и фамильяром, но более сложной природы, в той или иной мере. Автор свитков объяснял, что огэбо — существа магические и обладают рядом способностей, которые могут сослужить хорошую службу.
Дочитав Афивианские свитки, волшебник отказался от всяких сомнений. Он выбрал место для проведения ритуала и подготовил все должным образом. Спасибо Академии, все нужные ингредиенты имелись в наличии, даже целое семя цветка кахордиса с Зеленых островов. Расчертив все нужные линии, расставив знаки священного лунного цикла каллиграфической кистью, волшебник встал в центре и начал читать:
Шаруру мэйтлике ойдзэман. Шаруру капахасилфы фарэвам. Амацукамэ каримэ шаруру. Ям-ямалаш огэбо шаруру.Он упрямо начитывал словоформулы до тех пор, пока не заметил, что из пола, словно бесплотные призраки, вырастали длинные кривые пальцы, увенчанные когтями. И все бы хорошо, если бы пальцы те вскоре не подперли потолок подобно настоящим колоннам.
— …Огэбо шаруру… о, клянусь посохом Джассара, кажется, зря я это зате…
Пальцы сомкнулись, и темнота поглотила его.
Очнулся волшебник, стоя посреди малахитового зала на прямоугольном каменном возвышении.
Первым, что он почувствовал, была магия. Ее было много, и она была везде. А что самое важное — он ее не узнавал. Совсем иная магия, отличная от той, которая пронизывала его тело и душу прежде, разливалась вокруг, и только маг мог ощутить разницу, как человек, всю жизнь пивший пресную воду, а потом вдруг глотнувший морской или болотной.
Среди малахитовых колонн, подпиравших высокие потолки с орнаментами, проплыло, не касаясь сверкающего плиточного пола, нечто. У него была нежно-оранжевого цвета кожа, дымный хвост вместо ног, широкая тигриная пасть, огромные выпуклые глаза, кривые рожки и золотые волосы, застывшие в виде симметрично вылепленных скульптором завитков, словно у ожившей статуи. Оно облачилось в роскошный халат, который едва охватывал тугое круглое брюхо, а в руках его имелась длинная, как посох, и сверкающая лаком флейта. Существо подплыло к магу, дунуло во флейту, сыграв три пронзительные высокие ноты, и обратилось на гроганском:
— Давно сие место не попиралось стопами детей рода людского! Ты первый за долгие времена!
Провозгласив сие, существо замерло в молчании.
— Я — Тобиус Моль, магистр Академии Ривена, — нерешительно представился Тобиус, почувствовав, что пауза слишком затянулась.
— А мое имя не будет тебе известно никогда! Ибо имя огэбо принадлежит лишь ему и известно лишь его магу-побратиму! Покажи мне знак, которым ты награжден!
— Меня никто ничем не награждал, и…
Носитель флейты задумчиво крутанул в коротких пальцах свой инструмент. При этом его огромные выпученные глаза смотрели в разные стороны, и Тобиус не знал, чего ждать.