Древняя Русь. Быт и культура
Шрифт:
Для того чтобы использовать бересту в качестве писчего материала, как правило, ее специально готовили. Лист березовой коры должен был иметь минимум прожилок. С его внутренней стороны удаляли ломкие прослойки луба, а с наружной — шелушащийся поверхностный слой. Этнографические примеры говорят о том, что дополнительная эластичность придавалась бересте ее кипячением в воде со щелочами. Впрочем, известно немало текстов, написанных на необработанной бересте или же на предметах вторично использованных (например, на оторванных днищах лукошек). Текст писали в большинстве случаев на внутренней поверхности коры, хотя иногда встречаются документы, написанные на наружной поверхности или на обеих сторонах листа. Текст наносился с помощью костяного или железного стилоса (писала) выдавливанием штрихов. Из 885 известных сегодня текстов только два написаны чернилами.
Стилосы (их в находках Новгорода и других городов известно уже несколько сотен) представляют собой заостренный стержень, снабженный на противоположной стороне плоской лопаточкой. Такая форма определялась двойным назначением этого инструмента. Им писали и на бересте, и на навощенных дощечках — церах, неоднократно встреченных при раскопках в Новгороде (однажды была найдена цера, сохранившая не только заливку воском, но и остатки текста на ней). Лопаточкой заглаживали написанное по истечении необходимости в нем. Очевидно, что предпочтительное использование внутренней поверхности коры связано с ее сравнительно высокой эластичностью, создающей наилучшие условия для выдавливания штрихов письма. Археологам эта особенность создает дополнительные удобства: поскольку береста при естественном скручивании сворачивается внутренней стороной наружу, тексты обнаруживаются чаще всего без насилия над находкой — они бывают хорошо видны на поверхности свитка.
Очевидно, что единственным способом сохранения берестяного документа в естественных условиях является его быстрое попадание во влажную среду. На воздухе береста быстро скручивается из-за неравномерного натяжения ее прослоек при высыхании, становится ломкой, расслаивается по прожилкам. Этот писчий материал не рассчитан на длительное хранение. Человек, получивший берестяное письмо, ознакомившись с его содержанием, выбрасывал его. Попав в грязь и будучи затоптано во влажную почву, оно только в таком случае обретало вторую жизнь, получало возможность сохраниться до наших дней. Это касается и записей, сделанных для себя. Надо полагать, что самый выбор для них бересты определялся кратковременным назначением таких записей; для записей длительного использования, вероятно, предпочитали пергамен.
Я специально остановился на этом обстоятельстве, чтобы возразить тем, что высказывает иногда предположения, что в средневековье, возможно, существовали берестяные архивы. Опыт обнаружения новгородских берестяных грамот решительно восстает против такого допущения. Все найденные к настоящему времени документы имеют точное соответствие их независимых (палеографических и ономастических) дат стратиграфическим условиям их залегания в культурном слое. Примером этому может служить обширный комплекс берестяных документов боярской семьи Мишиничей, многие представители которой хорошо известны по рассказам новгородских летописей. В ходе раскопок были найдены тексты, написанные или полученные шестью поколениями этой семьи с начала XIV в. до середины XV в. За это время отложилась трехметровая толща культурного слоя, четко членящаяся на десять ярусов сменяющих друг друга усадебных комплексов. Соответственно берестяные грамоты лиц, живших в начале XIV в., обнаружены в ярусах этого времени, а грамоты лиц, живших в середине XV в., — тремя метрами выше.
Из-за повышенной влажности культурного слоя в нем не копали колодцев и подвалов, дома не заглубляли в землю, а пользовались наземными опорными конструкциями. Мелкие же ямы вызывали незначительные перемещения древних остатков в пределах до полустолетия. Это обстоятельство позволяет с очень большой степенью доверия относиться к стратиграфическим датировкам берестяных грамот, особенно когда они подкреплены дендрохронологическим анализом многочисленных образцов древесины, взятых из древних построек. Сочетание стратиграфического и традиционного методов датирования всякий раз дает неотличающиеся результаты.
Таким образом, массовость находок берестяных грамот в Новгороде не следствие обнаружения в нем какого-то древнего архива. Грамоты происходят из разных стратиграфических уровней разных районов города. Из этого, однако, не следует, что они равномерно насыщают культурный слой. На одних усадьбах их много, на других нет совсем. На одной и той же усадьбе в одних стратиграфических уровнях обнаружены десятки берестяных документов, в других — минимальное их число или вовсе не обнаружены. Такая неравномерность никак не связана с физическими характеристиками культурного слоя. Она зависит исключительно от общего интеллектуального уровня населения той или иной усадьбы на протяжении существования конкретного яруса, а в конечном счете — от способа хозяйствования такой жилой ячейки.
Тем не менее, сорокалетний опыт поисков берестяных документов дает возможность примерного подсчета еще не извлеченных из культурного слоя Новгорода берестяных текстов. Их под асфальтом современного города хранится не менее 20 тысяч. Такую цифру следует соотнести с тем обстоятельством, что она составляет лишь ничтожную долю того, что некогда существовало и сгорело в печах и в пламени многочисленных пожаров.
В середине XII в. новгородец Кирик спрашивал епископа Нифонта: «Нет ли в том греха, если по грамотам ходить ногами? Если кто-то изрезав их, бросит, а слова могут быть прочтены?» И хотя этот вопрос имеет источником одно из правил Шестого Вселенского собора, он адекватно отражает картину Новгорода, в котором ноги прохожих топтали немало брошенных на землю грамот.
Принадлежность берестяных грамот к разным хронологическим горизонтам и практическая их связь только с этими горизонтами, как уже отмечено, позволяет применить для их датировки преимущественно стратиграфический метод. Особенность Новгорода состоит в том, что городская застройка в нем возникла на материковых слоях плотной водонепроницаемой глины. Поэтому почвенные воды, паводки, и осадки предельно насыщают культурный слой, лишая его аэрации и, следовательно, условий существований бактерий, вызывающих гниение. Вплоть до рубежа XVII–XVIII вв., когда в городе была сооружена разветвленная дренажная система, грунтовые воды не опускались ниже соответствующих дневных поверхностей, что требовало постоянного мощения улиц и других проездов. Упомянутый дренаж подсушил слои XVI–XVII вв., а частично и второй половины XV в., в силу чего они полностью утратили органические остатки.
Эта особенность слоя имела весьма существенное следствие. Уличные мостовые в Новгороде обновлялись не тогда, когда старые деревянные мостовые требовали замены из-за ветхости, а гораздо раньше, когда по сторонам еще достаточно прочной мостовой, несколько выше ее уровня, нарастал культурный слой, что случалось примерно через каждые 15–20 лет. При этом новый настил укладывали на предыдущий, который становился как бы частью фундамента улицы. Такой механизм действовал безостановочно. Раскопками в разных районах городах установлено, что с середины X в. (когда впервые начали мостить улицы), до середины XV в., т. е. в течение 500 лет, на мостовых улиц образовывалось примерно 30 ярусов настила; каждый из этих ярусов получает точные дендрохронологические даты.
Определение этих дат, в свою очередь, создает возможность детальной хронологической привязки изобильных вещевых комплексов, в том числе и берестяных документов, которые получают надежные даты в пределах стратиграфического яруса, т. е. с точностью в 15–25 лет. Легко заметить, что такая точность существенно превосходит возможности палеографических датировок, создавая и для палеографии более надежную основу датирования.
Изложенные преимущества новгородского культурного слоя позволяют высказать общие соображения о времени бытования берестяного письма, более определенные в той части, которая относится к эпохе его отмирания. Хотя древнейшие на сегодняшний день берестяные грамоты извлечены из слоев первой половины XI в., однако уже в самых ранних горизонтах культурного слоя были встречены инструменты берестяного письма (древнейший — в слоях 953–972 гг.). Замечу также, что из этих ранних слоев происходит кириллическая надпись на деревянном предмете. Поэтому имеются основания говорить о том, что кириллическая письменность в Новгороде появляется не в результате христианизации его населения в конце X в., а существует там, по крайней мере, в конце дохристианского периода. Не следует только преувеличивать масштаб грамотности в этот ранний период. Полевой сезон 1994 г., на протяжении которого раскопки на площади более чем в 1000 кв. м велись в слоях X — начала XI в., не дал ни одной берестяной грамоты, и это достаточно симптоматично.