Два апреля
Шрифт:
– Безупречно.
– Скажите, а зачем ее уничтожают?
– Не сдавать же на склад это добро, - пошутил Овцын.
Неподходящее было время, чтобы читать лекцию по теории девиации
магнитных компасов.
Овцын задержался в Беломорске по просьбе старшего механика. Тот хотел прочистить фильтры и навести порядок в электросхемах, запоротых неопытным электромехаником.
– Постоим два дня, зато придем в Архангельск в идеальном виде, -волновался стармех.
– Там же начальство встретит.
Овцын согласился и решил заодно устранить девиацию. Хуже нет для моряка наказания, чем сомневаться в своих компасах. За два дня работа была сделана, команда порезвилась на берегу, посмотрела кинофильм, потанцевала в клубе и укрепила бюджет беломорских закусочных. Вели себя вполне прилично, оставив доброе впечатление. К отходу «Кутузова» на причале ранним утром собралась стайка принаряженных девушек. В отдалении остановилась серая «Волга». Овцын пригляделся. За рулем была женщина. Она вышла из машины, закурила и присела на сельдяную бочку.
– Вы вступили на путь в высшее общество - спросил Овцын у старпома.
– При чем тут общество?
– сказал Марат Петрович.
– Это прекрасная женщина. Пусть она будет хоть пастушкой.
– Золотые слова, - заметил Овцын.
– Командуйте, чтобы отдавали носовые...
Сразу как отдали швартовы, женщина поднялась с бочки, эффектно развернула машину на узкой полосе причала и унеслась.
– Вот и прощай...
– вздохнул Марат Петрович.
– Она будет страдать?
– поинтересовался Овцын.
– Она будет страдать. И я буду, - ответил старпом.
– Таковы законы жизни. За радости платят.
– Но вы утешитесь быстрее, чем она.
– Значит, она испытала больше радости.
– Старпом пожал плечами.
– Закон есть закон. Чем сильнее судно накренилось на правый борт, тем сильнее накренится оно и на левый. Верно я говорю?
– Аналогия не доказательство, - припомнил Овцын вычитанную где-то фразу.
– Я не доказываю, я иллюстрирую, - сказал старпом.
– Доказывать тут нечего, все понятно... У этого буя будем ворочать. Какая дьявольская сегодня рефракция!
– Повернем, а от буя плывите сами, - сказал Овцын.
Сделав помощнику столь драгоценный подарок, спустился на вторую палубу, где умостившийся между стоек Згурский снимал Беломорск со стороны моря. Рядом в задумчивости стояла Эра и не мигая смотрела куда-то поверх Беломорска. Она обернулась, как бы почувствовав приближение Овцына.
– Здравствуйте, Эра Николаевна, - сказал он и прикоснулся к фуражке.
Она улыбнулась, но вдруг, спохватившись, стала строгой, опустила
уголки губ, насупила тонкие брови. Рядом извивалась длинная спина Згурского.
– Я не собираюсь с вами здороваться, пока вы не извинитесь, -заговорила Эра.
– Мне надоело ваше наплевательское отношение. Да, я многого не знаю в вашем деле, многого не понимаю, но уверяю вас, что и вы в моем деле разбираетесь не лучше, чем я в вашем. И будьте любезны помнить, что я здесь не просто так, а работаю. Ваша глупая ирония мешает моей работе.
– Виноват, исправлюсь, - сказал Овцын, приложив руку к груди. Он любовался новым лицом рассерженной Эры и старался не улыбаться.
– Что вы смотрите?
– спросила она, и лицо ее опять изменилось.
– Это моя обязанность, - сказал Овцын.
– Смотреть. Всегда случается что-нибудь нехорошее, если недосмотришь.
– Не отвиливайте, я уже знаю вашу манеру, - сказала Эра, опять насупившись.
– Почему вы мне сказали, что девиацию уничтожают для того, чтобы не сдавать на склад? Ведь вы...
Она подняла воротник пальто и отвернулась. Он взял ее за плечи и развернул к себе.
– Что «ведь вы»?
– спросил он.
– Надо мной издевались, - сказала она, шмыгнув носом.
– Разве вы не слышали, как надо мной весь вечер издевались по вашей милости?.. Боцман предлагал мне ведро девиации - все равно ее уничтожать, возьмите, может, пригодится.
– Придем в Архангельск, и я выгоню этого зловредного боцмана, -сказал Овцын, держа ее за плечи.
– И прикажу, чтобы никто не шутил с Эрой Николаевной, раз она такая недотрога.
Эра отошла на шаг, вытерла лицо платком, улыбнулась.
– Вас надо выгнать, - сказала она.
– Разве можно говорить такие слова капитану?
Опять ее лицо переменилось, глаза померкли, она шагнула вперед, ближе к нему, стала говорить, глядя на вихляющиеся плечи Згурского.
– Капитан - это совсем не то. Я не такими представляла себе капитанов. Почему я не могу видеть в вас капитана, а вижу только человека?
– Я молодой капитан, - сказал Овцын.
– Всего вторую навигацию. Еще не привык.
Згурский все сдвигался в сторону кормы, и Эра провожала его глазами. Наконец он скрылся.
– Вчера он выразил мне свое недоумение, что я с вами ночью стояла на палубе, - сказала Эра.
– Он бы ничего не подумал, если бы не ваш плащ. На мне был ваш плащ, и он подумал...
– То, что подумал Згурский, для нас не беда, - сказал Овцын.
– Главное, чтобы мы сами чего-нибудь не подумали. Вот тогда придется задирать руки.
Эра отошла от него, сказала сурово:
– За меня можете не волноваться. Следите за собой.
«В самом деле крепкий орешек», - усмехнулся про себя Овцын и предложил: