Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
В глубине переулка госпитальер нашел Грегуара, и они продолжили путь.
Не колеблясь и не останавливаясь, чтобы взять след, Люцифер вел их через лабиринт переулков и тупиков. Ни один из проходов не заслуживал названия «улицы», хотя именно такими были улицы во Дворах. Запах пороха усилился. За следующим рядом зданий Тангейзер увидел столб дыма. Снопы искр освещали ночь. Уловив другой запах, Матиас понял, почему Люцифер так уверенно шел вперед, независимо от того, выросла ли дворняга здесь или нет. Запах жареной свинины. А еще к нему примешивался едкий запах паленых волос. И может быть, это была и не свинина. За следующим поворотом иоаннит приказал своему лакею придержать тяжело дышащую собаку и ждать. Короткий переулок выходил на южную часть следующего двора.
Он нашел Землю Изобилия.
Множество трупов. Мужчины, женщины, подростки. Изломанные тела упавших с крыши, груды тел у дверей и по всему двору… Похоже, все это были обитатели Кокейна. Никто не шевелился и не стонал – милиция тренировалась здесь весь день. Во дворе горели несколько костров и светилась кирпичная яма с углями. Столы, бочонок вина, разбросанные тарелки… Прерванное пиршество. Самой милиции не было видно – только картина учиненной ими бойни.
Госпитальер упустил свой шанс. Но ничего, он организует другой.
Фроже, сам того не сознавая, раскрыл самую суть загадки.
Марсель Ле Телье хотел, чтобы он страдал.
В данный момент не было никакого смысла доискиваться до причин этого, и Тангейзер не стал тратить время на размышления. Орудиями пытки для Ле Телье служили Орланду и Карла. Возможно, Паскаль и остальные дети тоже. Но чтобы использовать их, Марсель должен убедиться, что Матиас жив. Этим он и займется. Его прислужники найдут обезглавленного менестреля и церковь с трупами наемных убийц.
И тогда Ле Телье испугается. Даже самый хладнокровный человек не сможет отмахнуться от серьезной опасности, пусть и далекой. А Марсель относился к тем людям, которые лелеют свою месть, завернув ее в снег. Он рассчитывал, что рыцарь будет страдать на расстоянии в несколько сотен миль от него, ему не обязательно было смотреть на него, лично наблюдать его мучения, ему достаточно было просто знать о них. Достаточно знать, что иоаннит, лица которого он никогда не видел, будет скорбеть до конца своих дней, мучимый сознанием того, что его жена умерла одна, без него, среди боли и страха.
Загадка повернулась к нему новой гранью. Тангейзер не сомневался, что заговор с целью убийства символа примирения и развязывания войны действительно существовал и Ле Телье сделал его частью своего плана. Этот человек – религиозный фанатик. Политическая логика, которая так медленно доходила до Ла Фосса и которую сразу же уловил Поль, действительно присутствовала в этом преступлении. Да, Марсель пытался убить одним выстрелом двух зайцев, только вторым был не тот, о котором думал Поль. Вторым зайцем было сердце Матиаса. Политика и личное дело. Утром инстинкт не обманул его. Убийство Карлы имело личные мотивы, но целью был не Орланду, а Тангейзер.
Сам госпитальер предпочитал открытую ненависть. Возможно, именно поэтому он понимал Ле Телье и в каком-то смысле даже восхищался его выдержкой. Терпением. Предусмотрительностью. Дисциплиной. Клещ, прижавшись к стебельку травы, может годами поддерживать свое существование крошечной капелькой крови, пока мимо не пройдет волк, медведь или собака, и тогда он укусит их, а потом насытится так, что ему хватит на всю оставшуюся жизнь. Точно так же Марсель питался каплей ненависти, точно так же он стремился утолить собственную боль.
Это был человек, веривший в расчет, логику и ум, а не в отвагу или страсть. Не воин, а политик. Не варвар, а чиновник, отвечавший за порядок в городе. Ле Телье жил не только ненавистью – Цезарь обожал свою империю. В обеих интригах, личной и политической, он принимал меры, чтобы сохранить свое положение. Возможно, он и питался ненавистью, но эту ненависть требовалось множить. Иначе все это не имело смысла.
Больше всего Марсель хотел жить. Любой, кто по-настоящему любит власть или действительно кого-то ненавидит, рискнет жизнью ради того или другого, – но только не Ле Телье, чьи действия были расчетливыми и энергичными.
Тангейзер посмотрел на тела тех, кто умер по вине этой личности, а потом подумал о множестве других, разбросанных по всему городу.
Ле Телье – трус.
Он скоро узнает – а возможно, уже знает, – что его надеждам мучить Матиаса на протяжении многих лет не суждено сбыться. И несмотря на то что он все еще жаждет этой крошечной капельки крови, Ле Телье пожертвует ею ради сохранения своей власти и своей жизни. Когда он узнает, что иоаннит жив и на свободе, то будет держать Карлу в заложниках, как держит Орланду, и использовать их, чтобы манипулировать врагом. Но рыцарь понимал, что после его смерти игра закончится, а Карлу и Орланду все равно убьют – как сказал Поль, чтобы спрятать концы в воду.
Тангейзер презирал подобные сделки и подобные страхи. Ему нечего терять, а Марселю Ле Телье есть, но человек, который ввязывается в драку, веря, что ему есть что терять, уже проиграл.
Размышляя над всем этим, Матиас разглядывал другого человека и пытался составить представление о нем. Он был огромен: огромные плечи, огромная голова, огромные бедра, огромное сердце, огромная гордость. И таким же огромным было его крушение. Этот мужчина стоял на коленях, освещенный красным светом от ямы с углями, со связанными за спиной руками и опущенной на гигантскую грудь головой, словно у наказанного и обиженного ребенка.
Инфант.
Гриманд, король Кокейна.
Двор был усеян осколками черепицы, а наверху мелькали какие-то тени. В дальнем углу лежала огромная груда деревянных обломков. Тангейзер поднял оружие, надеясь, что это будет воспринято как знак мира, и вошел во двор. Камень, застрявший у него в спине, сместился, и из раны снова потекла кровь. У одного края ямы с углями лежала женщина: верхняя половина ее тела горела на углях. Дым шел именно от нее. По форме грязных лодыжек рыцарь понял, что это не Карла. Запах обожженной плоти вызывал тошноту. Госпитальер опустил спонтон и поддел тело женщины – стекавший с нее жир шипел и потрескивал. Дымящийся труп упал к дальней стороне ямы. За ним лежали остатки жареной свиньи.