Дверь в лето (сборник)

Хайнлайн Роберт Энсон

Он покачал головой.

— Это не было шоу. Третьего февраля в Большом Театре, миссис Элвин Коупли. Это рассказ полицейского.

— Откуда вы знаете?

— Извините меня, — он подошел к пульту и вызвал пресс-бюро ратуши: — Элф? Это Пот Брин. У тебя еще на руках эта история? Да, да, акт стриптиза. Сегодня есть что-нибудь новое? — он подождал. Миди показалось, что на другом конце провода кто-то выругался. — Не бери в голову, Элф. Не может же эта жара длиться зечно. Итак, девять? Хорошо… можешь добавить еще один случай. Бульвар Санта-Моника, далеко за полдень, никаких арестов, — потом добавил: — Нет, ее

имени никто не записал. Дама средних лет в парике. Я случайно наблюдал это… Кто, я? А почему я должен был вмешиваться? Но это была очень, очень интересная картина.

Он положил трубку. Миди сказала:

— Парик? В такую-то жару?!

— Может, мне снова связаться с ними и назвать ваше имя?

— Нет!

— Смотрите. Теперь мы поговорим о миссис Коупли. Мне бы очень хотелось узнать, что вы при этом чувствовали и что думали, когда раздевались.

Она недоверчиво сдвинула брови.

— Минуточку, Потифар, я правильно поняла? Девять других женщин сделали то же самое, что и я?

— О, нет, девять их было сегодня. Вы… — он запнулся, — …триста девятнадцатый случай в городе Лос-Анджелесе и округе с первого января. О других частях США никаких сведений у меня нет, но предложение не сообщать о нашем случае исходило от Службы Безопасности Восточного Побережья, а это доказывает, что у них там те же проблемы.

— Вы имеете в виду, что женщины раздеваются у всех на виду по всей стране? Это просто эпидемия какая-то! — он промолчал, и она снова покраснела. — Ну, это поразительно, если даже я…

— Нет, Миди, один такой случай может шокировать, но триста — уже не шокируют. Они интересны с научной точки зрения, поэтому я бы охотно узнал, что вы чувствовали при этом. Рассказывайте дальше.

— Но… Хорошо, я попытаюсь. Я уже говорила вам, что не знаю, почему это сделала. Я и сейчас не знаю. Я…

— Вы можете это вспомнить?

— О, да! Я помню, что расстегнула застежки на своем платье, еще помню, что думала — мне надо поспешить, потому что видела автобус, остановившийся двумя перекрестками дальше. И потом: как хорошо я себя чувствовала, когда, наконец, э… — она замолчала. — Но я не знаю, почему.

— О чем вы думали перед тем, как остановились возле скамейки на остановке?

— Я не помню.

— Представьте себе улицу еще раз. Что проезжало мимо? Где были ваши руки? Не ударялись ли ваши ноги друг о друга? Был ли кто поблизости? О чем вы думали?

— Ну, кроме меня на скамейке больше никого не было. Руки были у меня на коленях. Эти типы в странной одежде стояли поблизости, но я не обращала на них внимания и вообще мало о чем думала, кроме того, что у меня болят ноги и хочется домой. А еще о том, как невыносимо жарко и душно сегодня. Потом… — она устремила взгляд вдаль. — Внезапно я осознала, что я делаю, и что мне необходимо сделать это как можно быстрее, поэтому я встала и… и! — голос ее стал резким.

— Спокойнее, — сказал Потифар. — Самое главное, что вы никогда больше этого не сделаете.

— Что? Но, мистер Брин!.. Я же никогда этого не делала!

— Конечно нет. Что было потом?

— Ну, вы накинули на меня плащ… Что было потом, вы знаете, — она взглянула ему прямо в лицо. — Скажите, Потифар, зачем вам этот плащ? Уже целую неделю не было ни капли дождя. Это самый сухой и жаркий сезон за много лет.

— Если

сказать точнее, то с шестьдесят восьмого года. И несмотря на это, я беру с собой плащ. Это только мое предчувствие, но думаю, что если все же пойдет дождь, то он хлынет из всех разверстых хлябей и будет лить сорок дней и ночей.

Она подумала, что он шутит, намекая на всемирный потоп, и рассмеялась. Но он сказал:

— Вспомните, как вам в голову пришла эта идея.

Она повертела бокал в пальцах и задумалась.

— Я просто не знаю.

— Этого я и ожидал, — кивнул он.

— Почему? Может, вы думаете, что я сошла с ума?

— Нет. Я думаю, что вы действительно не могли защититься от этого, что вы не знали, почему, и что знать этого не могли.

— Откуда вы знаете? — жалобно спросила она.

— Знаю. По крайней мере, у меня есть несколько цифр. Вы никогда не интересовались статистикой, Миди?

Она покачала головой.

— Цифры меня только пугают. Разве мы не можем оставить статистику в стороне? Мне бы очень хотелось знать, почему я это сделала.

На этот раз он был совершенно серьезен.

— Я думаю, мы лемминги, Миди.

Она посмотрела на него сначала смущенно, потом испуганно.

— Вы имеете в виду этих маленьких мохнатых зверьков, которые…?

— Да. Которые через равные промежутки времени отправляются в свое смертельное путешествие и миллионами, сотнями миллионов погружаются в море. Спросите лемминга, почему он это делает. Если вы сможете удержать его от гибели на достаточно долгое время, он, надо думать, ответит вам, как студент-зубрила, который пытается узнать все ответы. Он делает это, потому что должен сделать. Мы тоже.

— Вы говорите странные вещи, Потифар.

— Весьма возможно. Идите сюда, Миди, я покажу вам факты, которые меня самого сбили с толку, — он подошел к своему столу, выдвинул ящик и достал из него пачку карточек. — Вот. Две недели назад один мужчина подал жалобу на всех членов парламента за отчуждение его жены — и судья, как ни странно, начал процесс. Или вот. Патент на устройство для поворота земного шара, чтобы можно было растопить лед на полюсах. Утверждение патента отложили, но изобретатель заплатил свыше трехсот тысяч долларов за земельный участок на Южном Полюсе, пока не вмешалось налоговое ведомство. Теперь он подал в суд, и все склоняются к тому, что он выиграет. А здесь — известный священник предлагает для студентов высших школ практические уроки по так называемым брачным обязательствам. А здесь — совсем дикие сообщения: проект закона палаты представителей штата Алабама, отменяющий закон ядерной физики. Его формулировка однозначна, — он пожал плечами. — Едва ли можно представить что-нибудь глупее этого.

— Они сошли с ума.

— Нет, Миди. Один из них может считаться сумасшедшим, но все вместе — это поток леммингов, несущийся к своей гибели. Не пытайтесь возражать — я нарисую вам кривую.

Она посмотрела на кривую.

— Вы имеете в виду, что человек, купивший участок в Антарктике, находится где-то на этой линии?

— Он вносит свою лепту. Здесь, на этой кривой, знаменосец, глотатель золотых рыбок, факир-обманщик, танцор-марафонец и человек, который своим носом закатил горошину на горный пик. А вот вы сами на новой кривой — или будете на ней, когда я вас туда занесу.