Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
— Засеките время. Я перемещу их точно на неделю, плюс-минус шесть секунд.
Я уставился на часы. Твишелл начал отсчет.
— Пять… четыре… три… два… один… ноль!
Я поднял взгляд от часов. Монеты исчезли. Не скажу, что глаза мои вылезли на лоб — ведь Чак уже рассказывал мне об этом опыте но все-таки совсем другое дело — увидеть это собственными глазами.
— Через неделю мы зайдем сюда и увидим, как одна из них вернется, — оживленно сказал доктор Твишелл. — Что касается другой… вы ведь видели их обе на площадке? Вы сами их туда положили?
— Да, сэр.
— А где был я?
— У пульта управления.
Он и в самом деле все время стоял в добрых пятнадцати футах от решетки и ближе не подходил.
— Чудесно. А теперь идите сюда. — Он полез в карман. — Вот одна ваша монета. А вторую получите через неделю.
И он сунул мне в руку зеленую пятидолларовую монету с моими инициалами.
Я ничего не сказал по этому поводу, оттого что у меня отвисла челюсть. А он продолжал:
— На прошлой недели вы меня сильно раззадорили. В среду я пришел сюда, первый раз за… да, за целый год. На площадке я нашел эту монету и понял, что произошло… что произойдет… Поэтому я и решил показать вам этот опыт.
Я вертел монету, разглядывал со всех сторон.
— Она была у вас в кармане, когда мы пришли сюда?
— Конечно.
— А как она могла быть и в вашем и в моем кармане одновременно?
— Господи боже мой, человече, есть ли у вас очи, чтобы видеть? И мозги, чтобы понимать? Вы что, не можете принять очевидный факт, оттого что он выходит из рамок тупой обыденности? Вы принесли ее сюда сегодня — и мы отправили ее в прошлую неделю. Это вы видели. Несколько дней назад я нашел ее здесь. Эту же денежку… или, точнее, более поздний сегмент ее пространственно-временной структуры — она на неделю старее, немного более потертая. Но сказать, что она “та же” нельзя, как нельзя говорить, взрослый человек — то же самое, что и ребенок, из которого вырос. Он старше.
Я снова глянул на монету.
— Доктор… отправьте меня на неделю назад.
— Не может быть и речи, — сердито ответил он.
— Почему? Или ваша машина не может работать с людьми?
— Что? Конечно же, и с людьми может.
— Тогда почему бы не попробовать? Я не боюсь. Только подумайте, как чудесно будет, если я опишу в книге… собственные впечатления. Тогда я смогу собственным опытом ручаться, что машина Твишелла работает.
— Вы уже можете ручаться. Вы видели ее в работе.
— Да, — нехотя согласился я. — Но мне не поверят. Этот опыт. монетами… я его видел и верю в него. Но кто-нибудь из моих читателей может сказать, что вы — просто ловкий шарлатан и мистифицировали меня.
— Черт побери, сэр!
— Так могут сказать они. Их невозможно будет убедить, что я сам видел все то, о чем написал. А вот если вы отправите меня на неделю назад и я смогу описать свои ощущения…
— Садитесь и слушайте. — Он уселся, но для меня стула не нашлось, хотя, похоже, он на это и внимания не обратил. — Когда-то я уже экспериментировал с людьми. Именно поэтому я никогда не пойду на это снова.
— Почему? Они погибли?
— Что? Не говорите чепухи. — Он быстро глянул на меня и добавил. — Только в книге об этом не должно быть ни слова.
— Как скажете, сэр.
— Серия предварительных опытов показала, что живые существа переносят темпоральные перемещения без малейшего вреда. Я по секрету рассказал обо всем своему приятелю, молодому парню, который преподавал рисование и все такое прочее в архитектурном колледже. Конечно, больше бы подошел инженер или ученый, но я выбрал его: у него был живой ум. Этот парень — его звали Леонард Винсент — решил рискнуть… причем всерьез, он потребовал, чтобы я переместил его не менее, чем на пятьсот лет. Я не устоял.
— И что с ним было потом?
— Откуда я знаю? Пятьсот лет, человече! Я просто не доживу до тех пор.
— Так вы думаете, что его занесло в будущее?
— Или в прошлое. Он вполне мог оказаться в пятнадцатом веке. Или двадцать пятом. Шансы совершенно равны. Здесь неопределенность — симметричные уравнения. Иногда я думаю… хотя, конечно, нет; просто имена похожи. [34]
Я не стал спрашивать, что он имел в виду, мне внезапно пришла в голову та же мысль и волосы встали дыбом. Но у меня хватало своих проблем и я не стал развивать идею. Тем более, что в пятнадцатом веке человек никак не мог попасть в Италию из Колорадо.
34
Автор, должно быть, намекает на Леонардо да Винчи.
— И я решил прекратить опыты. Это уже не наука, если не видишь результатов эксперимента. Хорошо, если он попал в будущее, а если в прошлое… это значило бы, что я своими руками отправил друга на расправу дикарям. Или диким зверям на съеденье.
Я подумал, что с тем же успехом он мог стать Великим Белым Богом, [35] но придержал эту мысль про себя.
— Но меня-то не обязательно посылать так далеко.
— Если вы не возражаете, сэр, не будем больше об этом.
35
Кетсалькоатл, или Великий Белый Бог — одно из божеств древних майя.
— Как хотите, профессор. — Сдаваться я не собирался. — По, вольте подбросить вам идею.
— Что? Валяйте.
— Мы можем повторить опыт, точнее, учинить генеральную репетицию.
— Что вы имеете в виду?
— Нужно подготовить аппаратуру к перемещению живого существа — я, так и быть, отказываюсь от этой чести. Мы все сделав так, как будто вы собрались переместить меня, вплоть до момента нажатия кнопки. Тогда я смогу описать опыт… в меру своих си конечно.
Он поворчал немного, но было видно, что ему не терпится показать свою игрушку во всей красе. Он взвесил меня, потом набрал железных чушек по моему весу — сто семьдесят фунтов.
— На этих же весах я взвешивал бедного Винсента.
Мы перенесли чушки на площадку.
— И какое же время мы выберем? — спросил он. — Назначайте.
— Вы говорили, что аппаратура у вас точная?
— Да, говорил. А вы что, сомневаетесь?
— Нет-нет! Ну, давайте прикинем: сегодня — двадцать четвертое мая… что, если будет тридцать один год, три недели, один де семь часов, тринадцать минут и двадцать пять секунд?