Ельцын в Аду
Шрифт:
Власть свою Борис спас. Надо было срочно спасать здоровье. 5 ноября ему наконец сделали операцию. Но пост был важнее здоровья. Поэтому первое, с чего начал прооперированный, едва придя в сознание, в 6 утра другого дня, - подмахнул дрожащей рукой указ о возвращении себе президентских полномочий (на время анабиоза они были возложены на премьера Черномырдина).
Болезнь так ничему и не научила его. Уже 8 ноября, несмотря на протесты врачей, Ельцин добился перевода в ЦКБ. Тогда же медики застукали Наину Иосифовну, когда та пыталась пронести под халатом бутылочку коньяка. “Борис Николаевич очень просил”, - смущенно объясняла первая леди...
На седьмой день после операции Ельцин уже работал с документами и принимал посетителей. На семнадцатый – из ЦКБ переехал в санаторий. Через месяц – вернулся на дачу. И пяти недель не прошло, как поставили ему шунты, а президент уже охотился в Завидово.
Он постепенно возвращался опять к прежнему своему образу жизни: принимая сначала по 100 граммов водки, потом – по 200. И итог не замедлил себя ждать. 7 января 1997 года с диагнозом “пневмония” президент вновь попал в ЦКБ. Это произошло после того, как сходил он на радостях в баню, а потом прыгнул в бассейн с ледяной водой.
– Я заботился о своей зоне, то есть стране, без моего руководства она могла пропасть!
– заявил ЕБН.
– Потому и пахал, еще как следует не выздоровев! Бля буду!
– Не гони прогоны! Не бреши!
– отмахнулся от него Сатана.
– Бля ты был, есть и будешь! Тебя хватило после операции только на то, чтобы охотиться, ходить изредка в баню... А главное – бухать!
Больше 2-3- часов в день работать ты не мог! Твоя резиденция в Горках-9 превратилась в филиал ЦКБ с соответствующим оборудованием и постоянно дежурящей бригадой врачей. Для снятия боли тебе приходилось постоянно принимать наркотики (промедол, баралгин, препараты анальгетического ряда). Стоимость лекарств, которые специально выписывали тебе из заграницы, была сопоставима со всей внебюджетной прибылью ЦКБ. Помнишь свое знаменитое заявление: «Я не могу глотать импортные лекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка»?! Как у тебя эти таблетки в горле не застряли?!
Когда в марте 1997 года тебя первый раз после операции и болезней вывели в свет – прочитать послание Федеральному Собранию, для организации этого спектакля пришлось привлекать профессионального режиссера Иосифа Райхельгауза. Главная задача, которую поставили ему, – максимально сократить твое выступление и отсечь от микрофонов всех нежелательных депутатов.
Даже в первые годы своего владычества ты не пропускал ни одного отпуска, предпочитая устраивать по 3-4 перерыва в год. За 10 лет, когда у тебя служил Коржаков, ты отдыхал не менее 50 раз! А уж на втором сроке в ЦКБ и Завидово ты проводил времени больше, нежели в Кремле; недаром на даче в Барвихе тебе даже построили рабочий кабинет – точную копию кремлевского: специально для лохов-телезрителей.
Фрейд опять не утерпел:
– Большая политика страдает от плохого состояния здоровья и самочувствия ее лидеров. Известны самодурство и взбалмошность Хрущева, при нормальной психике их быть просто не могло. Последние годы своего правления был практически недееспособным Брежнев. Его многочисленные зарубежные поездки превращались в жалкие спектакли из-за его постоянного недомогания. Эту же дурную традицию развил и приумножил Ельцин!
– Ну, по крайней мере, на местном (да и общенациональном) самоуправстве это не сказалось!
– оговорился ЕБН, попытавшись огрызнуться.
– Может, на самоуправлении?
– поправил своего спутника его гид по инферно.
– А какая разница?!
– Действительно, - согласился Ницше, - в России между этими двумя терминами различия нет. Видно, именно поэтому при твоем правлении твои сограждане жили, как Адам и Ева в раю...
– Эт как?
– Ельцин не ожидал такой похвалы и даже растрогался. Впрочем, Ницше тут же его разочаровал.
– Ходили голые и ели фиги!
– Не по понятиям корешей подъ...бывать!
– озлился пахан.
– Что, только я один косяк упорол?! Это меня мои хлебники - министры и аппарат – за паровоза пустили! Мои подельники на меня грузят (дают показания), а сами блудняки еще те! Герман Греф, смотрящий за министерством экономразвития, на встрече с цеховиками (предпринимателями) как-то не покубатурил (не подумал) и не профильтровал базар: “Наше правительство из любой ситуации постоянно выходит с наибольшим позором!” Эх, мало я их дрючил на наших кремлевских сходняках! И щас они там наверху обо мне порожняк гонят! Харэ, я на кипиш не ведусь. Базар их гнилой мне – до фени!
– Да кто ж там плохо про тебя говорил?
– поразился Ницше – не столько самому признанию Бориса, сколько тому факту, что он это признание сумел перевести с блатного языка сам — без переводчика.
– Да были такие суки! Вон, смотрящий за средствами массовой информации Михаил Полторанин. Какой кореш был! Сколько мы с ним бухали! Ему даже кликуху дали «второй стакан России»! А взялся мне втыкать (обвинять)! Помню, на сходняке блаткомитета (заседании совета министров) меня били по голенищу (хвалили), а он начал выступать не по делу: “Перестаньте врать! Плохо мы все работаем – и президент в первую очередь!”
Я его тогда поставил в стойло: “Михаил Никифорович все еще хочет учить меня!
– говорю со злостью.
– И забывает, что я Президент! Повторяю: Пре-зи-дент!” Ох, любил я произносить эти слова! А Мишку я раскороновал (уволил)!
– Я российские министерства при жизни называл “департаменты государственных умопомрачений”, - вдруг неожиданно подал голос Салтыков-Щедрин.
– А Ваши министерства, господин Ельцин, заслуживают еще более крепкого термина - “помешательств”.
– И ты косяки за мной нашел?
– окрысился ЕБН.
– Меня за лоха держишь?
– Так ведь Вы же этих министров назначили!
– У тебя не бестолковка (голова), а Дом Советов!
– “похвалил” собеседника пахан.
– Перелетай в мою зону, будем за первым столом корянку ломать... Прокантуемся тут вечность...
– Чего делать?
– не понял гениальный сатирик.
– Ну, отламывать от одной буханки, это - знак дружбы. А за первым столом сидят только авторитеты... Только надо придумать, по какой статье тебе чалиться...
– Благодарю за такую “честь”, сударь, но с государственным преступником делить трапезу не желаю... Тем более, как в Вашей зоне принято выражаться, с синим, по-русски пьяницей...
Главшпана от обиды понесло:
– Чего на меня балан (бревно на лесоповале) катишь, в запале (противоправном действии) обвиняешь, фуфломет хренов?! Меня за пса держишь? Правилку хочешь? Заглохни! Я тебя, фраера, урою!
За собрата по перу заступился Ницше – и к своему ужасу обнаружил, что он сам набрался в ельцинской адской России блатных выражений, как породистый пес – блох на уличной собачьей свадьбе.
– Завари е...ало, Трехпалый! Знаешь, что за гнилой наезд бывает?! Брателло Салтыков-Щедрин порожняк не гонит, он не зашухарит, мы с ним в одной связке... И нечего втирать, что ты его закроешь! Ой, что это я несу?! Даю перевод. Замолчи, Борис! Он, как и я, великий литератор, говорит правду, поэтому нечего ему угрожать, что ты его в свою зону затащишь...