Это было у моря
Шрифт:
Ну да, новости. Хотел тебе сказать, что Баратеоны официально положили на тебя с высокой башни. Произошел альянс: Джоффри объявил помолвку с девицей Тирелл — да-да, не удивляйся — твоя старая знакомая приходится ей бабушкой. Не напрасно же она пасла семейство Серсеи так долго. В эту пятницу состоялось торжество — о, сколько роскоши и лести, и лжи было пролито… Пара удивительно хорошо смотрится. Не знаю, имела ли ты счастье видеть новую пассию своего кузена — вот, привез тебе газетку. Там еще есть любопытная статейка про расследование известного тебе дела в приморском городе. Из столицы приехал следователь: еще бы — две смерти — та девочка, косноязычная, тоже, говорят, скончалась от внутренних повреждений в больнице. И еще есть пара свидетельств от девушек из города. Все указывает на некоего господина, в прошлом телохранителя на службе у столичной знаменитости. После убийства горничной и увольнения этот друг пустился в бега, да еще и прихватил с собой следующую жертву. Жива она или мертва, никто не знает. Семья в горе: все ищут
Санса сидела ни жива ни мертва. Вот оно как! Бедная тетя…
— А что, разве Серсея не сказала тете Лианне…
— Боги упаси, девочка! Серсея Баратеон ненавидит Лианну всеми фибрами своей души — ты этого не знала? Папа тебе не рассказывал? Они там когда-то не поделили Роберта. Лианна выскочила замуж за молодчика с белыми патлами, нарожала ему кучу белесых же детей и, кажется, весьма довольна своей участью. А Роберт — ну, ты сама знаешь — похоже, так и не оправился от предательства бывшей возлюбленной. Женился на Серсее, которая была меж тем в курсе всей печальной предыстории. И как все злопамятные женщины, предпочитает ненавидеть не собственного бесхребетного супруга, а винить во всех бедах никогда не виденную ей женщину — даже не соперницу… Так что там с разговорами полный швах. Вроде как Лианна звонила Роберту, просила приехать и все объяснить. Серсея пришла в бешенство и запретила ему даже помышлять об этом. Ну вот, он сидит и квасит, пока все идет своим чередом. Обычно такого рода переговорами занимался твой опечаленный супруг — но я теперь там не при делах: Серсея очень зла на меня за тебя, дорогая моя. Она, конечно же, поворотится еще в мою сторону — надо только подождать. Сейчас ей это делать нерезонно. Когда почувствует выгоду от союза с Тиреллами — надеюсь, все же преисполнится хоть какой-то благодарности. Хотя Серсее свойственно приписывать все заслуги себе, а неудачи — другим. Такова уж ее натура. Так что видишь, на какие жертвы я ради тебя иду…
— Да, жертвы ваши велики… Жаль, что только напрасны…
— Уверен, что ты того стоишь. Еще пара-тройка недель — когда тебе окончательно осточертеет наш живодер-неудачник — или когда его наконец сцапает полиция (хотя я предпочел бы первый вариант — а то как бы не стал он в твоих прекрасных аквамариновых глазках этаким героем-мучеником) — ты, наконец, займешь положенное место рядом со мной. Закончишь школу дома — хотя я с удовольствием посмотрел бы на тебя в какой-нибудь форменной одежде — наверняка будет замечательное зрелище! Потом пойдешь учиться в колледж. Что тебе нравится — рисование? Станешь самой известной богемной дивой этого поколения — со своей студией в столице, известными клиентами, заказами — делай, что хочешь, лишь бы ты была счастлива, любовь моя. Талантов у тебя хватает — не достает лишь огранки…
— Мне это все не нужно.
— А что тебе тогда нужно? Ты сама-то это знаешь? Сперва определись с приоритетами… Мотаться с твоим этим дурнем по придорожным мотелям? Эту идеальную жизнь ты себе рисуешь? Ну хорошо, представь себе ситуацию: на меня свалится кирпич — а ты станешь свободна — и что тогда? Выйдешь за него замуж? До того, как он загремит на пожизненное, или после? Будешь ездить к нему на свидание в тюрьму — держать его за руку через решетку? Очень романтично. А когда тебе надоест быть женой без мужа — тогда ты запоешь по-другому, и захочется того, что есть у остальных — дом, детей, достаток… И не надо сверкать на меня глазами. Все этого хотят. Тихую гавань, так сказать. Я тоже, кстати. Просто я мыслю шире. И тебе того же советую. Боюсь, тебе просто не хватит этого мирного счастья — и ты тоже захочешь больше, но будет поздно. А твоя природная старковская честность не позволит тебе избавиться от постылого мужа: тем более, он, бедняга, будет за решеткой, да еще за дела, которых не совершал. Ты будешь клясть себя и бегать налево, и потом клясть себе вдвойне. И когда он выйдет — за примерное поведение — годам, этак, к пятидесяти — что ты сможешь ему предложить? Все то, что ему не нужно, да и тебе тоже? А что он сможет дать тебе? Загубленную жизнь, что прошла даром, зазря, полностью мутировавшую личность, горечь, опустошение, а возможно, еще и ненависть — ведь причиной его заключения будешь опять же ты. Думаешь пара десятков лет за решеткой не может сломить человека? Даже самые стойкие столько не выдерживают. А Клиган — не стоик, он — размазня, и ты это знаешь не хуже меня. Иначе почему я до сих пор с тобой разговариваю? Где он сейчас? Спит сном праведника? Это просто смешно.
— Зря вам смешно. Вы просто не можете меня понять. И его тоже. Да и зачем вам?
— Тебя я понять и вправду не могу. А вот Клигана —отлично понимаю. В кои-то веки выпала счастливая возможность, девушка на него запала — вот ведь удача! Но ведь ему проще бы было, если бы ты не была наследницей из богатой семьи. Ему бы хватило любой простушки, горничной там, официантки какой-нибудь… Подобная тихая пристань ему как раз по карману — по размеру. И он был
— Но как?
— А вот это уже тебя не касается. У меня есть свои источники, милая. И свои секреты. Которые я храню. Когда будем женаты подольше — я тебе расскажу. А пока — думай, прикидывай, делай ставки. Мне, увы, пора. С тобой так хорошо — но что-то ты мне не кажешься счастливой. Уж и не рассчитываю на нежный супружеский поцелуй. Хотя, знаешь, сначала тебя надо хорошенько отмыть от Клигана. Не люблю запаха псины. Так что все эти милые утехи оставим на потом. Жду не дождусь… А пока тебе — обещанный подарок.
Бейлиш небрежно бросил на столик небольшую коробку.
— Я тебе задолжал. Все же ты моя жена. Ну вот, небольшая безделушка, для развлечения. Не понравится — выкинь. Потом купим еще. Это только мелочь. Настоящий подарок — это наш с тобой брак. И он себя еще окупит, уверен. А теперь прости и позволь откланяться… Дела, дела…
Бейлиш встал, забрал свою зажигалку, подошел к Сансе и шепнул ей на ухо, так, чтобы не слышала копающаяся в углу официантка:
— Очень ты эффектна в черном цвете, радость моя. Мне, ей-богу, нравится. Хотя, вижу, что рыжина еще осталась — ресницы, например. Очень мило. А в других местах ты тоже покрасилась? До сих пор помню твою мать — чудо была как хороша, когда я лишал ее невинности… С тобой этот номер не пройдет, но мы же не формалисты, верно? Уверен, и там у нас все будет хорошо… Прощай, дорогая… Жду тебя всегда…
Он небрежно чмокнул ее в щеку и удалился.
Сансу трясло. Почему она не стала с ним спорить? Почему половина из того, что он сказал, так больно по ней вдарила? Неужели это была правда? Это пугало ее больше всего. Она видела, как Бейлиш вышел из гостиницы и сел в очередную темную машину. Отсюда было не видно, был ли там кто-то еще, или он был один. Ее супруг сел на водительское место, поэтому определить было невозможно. Санса дождалась, пока он отъедет — потом открыла коробку. Обручальное кольцо — ее размера, и видно, что недешевое. Не золотое и не серебряное — а что-то другое — белое золото? Неровные полосы металла, искусно выделанные, похожие на сухие ветки — или кости — усыпанные мелкими блестящими камешками (Санса предположила, бриллиантами) — переплетаясь, держали в середине здоровенную черную жемчужину. Кольцо было красивым, завораживающим — и отвратительным, в то же время. Она еще с минуту посмотрела на него, потом закрыла коробочку, сунула ее в карман. Взяла и оставленную Петиром газету.
Что она теперь скажет Сандору? Ничего, как и сказал муж? Видимо, и тут он был прав. Санса понимала, что это нехорошо, осознавала, что любая, даже самая маленькая ложь встанет ледяной стеной между ними. Но начало уже было положено — первые блоки она установила своими руками, когда включила телефон. Что теперь было делать, она не знала. Чувствовала лишь одно — что если сейчас не выйдет отсюда и не спрячется куда-нибудь, то осядет прямо тут, на потертом линолеуме буфета, и начнет тоненько выть и качаться — чтобы отвлечь себя от всех этих лживых слов, что заполнили ее разум. Надо было от них избавиться. Если бы у Сансы под рукой был топор — она бы с радостью оттяпала себе голову — только за то, что ее уши слушали все это хитросплетение продуктов нетривиальных мозгов Бейлиша — и за то, что язык не решился возразить, а жалкий умишко не нашел правильных аргументов… Она вновь предала себя. И предала его. Невмешательством, покорностью. А еще возомнила себя взрослой от того, что выкрасила волосы и проехала сотню миль на дурацкой тачке. Она была смешна. Ее протесты ничего не стоили. И все будет так, как сказал Бейлиш. В какой-то момент ее возненавидят все, и Сандор тоже. Так, как ненавидит она сама себя…
========== VIII ==========
Оставь меня дома, захлопни дверь,
Отключи телефон, выключи свет.
С утра есть иллюзия, что все не так уж плохо,
С утра есть сказка со счастливым концом.
Иду в поход — два ангела вперед!
Один — душу спасает, другой — тело бережет.
Собака выла всю ночь под окном —
Мы все прекрасно знаем, что случается потом.
А она, закончив дело — под чужое окно,
Развенчивает сказку со счастливым концом…