Евангелие от обезьяны
Шрифт:
– Бар. Все звали его Баром.
…в сторону Котельнической набережной. Но я не стал задавать вопросов.
Есть такие люди, знаете, они существуют вне времени и обстановки, они просто делают свое дело. Отрабатывают дублоны. Как правило, не слишком следуя букве закона. Эль Лобо занимались бы тем же самым при режиме Пол Пота, или если бы землю захватили марсиане, или в мире всеобщего благоденствия по Мао. Контрабанда – это, если хотите, состояние души общества. Людям комфортно в своей клетке, их устраивает мнимый порядок зоопарка, но иногда им хочется дотянуться до бананового дерева. Бананы – универсальный продукт. Бананы бывают цифровыми, импортными, видеоформатными, какими угодно. Но их не очень любит УК и смотрители зоопарка. Тогда-то и появляются Эль Лобо. При любом режиме они нашли бы, куда протащить бокс ганджи или свиную вырезку. И под боксом гаджи и свиной вырезкой я имею в виду вообще все что угодно. То есть – бананы.
Эль Лобо Старший старался ехать как можно быстрее. Но вы же понимаете, что значит ехать по прожаренной солнечными протуберанцами Москве вечером выходного дня. А был уже ранний вечер. Рекордная жара выкурила из домов даже тех, кто врос в собственные диваны намертво, и все они поспешили перебраться в салоны своих машин, просто потому что там был кондиционер, а в большинстве квартир его не было. Про'eзжая часть встала намертво, но самое интересное, что и на тротуарах народу было столько, сколько не увидишь и в час пик. Потные красные лица, слезящиеся глаза, мокрое тело к мокрому телу. В любой другой день все прямоходящие, не утратившие способности ходить, попрятались бы по барам, кафе, пабам и мобам, они укрылись бы в любой щели, обещающей прохладу. Но нет, только не теперь. В этот вечер люди высыпали на улицу, пеклись на асфальте до состояния сдобных булок, потели и рисковали отхватить солнечный удар. Но не уходили. Сквозь жару, соль, перегрев, выхлопы машин они вышли, чтобы стать частью этого спонтанного флэшмоба – оказаться вместе со всеми там, где можно будет увидеть усмехающуюся рожу Азимута. Бога во плоти билбордов и газетных статей. Наконец-то, впервые за последние годы, люди покупали газеты. Они могли бы то же самое найти в интернете, но нет, вот тут, вот в этой ситуации интернет не прокатывал. Ведь это действо, ритуал, танцы вуду, а значит, необходима толпа, нужно чувствовать локоть другого безумца, слышать дыхание, ощущать унисон сердечных ритмов. Это то же самое, что дерби футбольных саппортеров или рождественские распродажи. Только с привкусом оправданного безумия. Массовый катарсис. Люди вышли на улицу, чтобы встать одесную, пусть даже одесную рекламных щитов. А впрочем, почему даже. Эпоха медиапространства и информационного порабощения. С ней разъемщики промахнулись, но кое-что все-таки угадали. Мир не увидел кибер-сапиенса, но эволюция не стояла на месте, явив под мегалитами рекламных щитов «поимейте-нас-в-мозг-сапиенсов». Таковы люди, друзья, им нравится страдать ради непонятной херни, потому что ради понятной херни страдать не дают понты, всезнание и наличие кредитной карточки.
И ведь это опять произошло! Черные, белые, русские, таджики, чечены, пейсатые ковбои-хасиды, скины и замшевая хипня, менты и покрытые струпьями бомжи... Все они жарились под солнцем ради человека, который едва не стер их самих с лица земли. Все долбанные цвета «Бенеттона», все языки Евразии и разной отдаленности зарубежий. Под мартеновским солнцем июля 2010 года. Вавилон, вот что это было. Они не понимали друг друга, но говорили на универсальном языке приобщения.
Я ехал в красном «Файерберде» Эль Лобо, на который никто не обращал внимания, и думал о том, что наверняка кто-то из этого стада под биллбордами не вернется домой этой ночью, сраженный аномальной жарой, упавший на горячий асфальт с кипящими мозгами, с отказавшим сердцем, высохшей в пыль кровью. И, разумеется, их будет немного, масштабы не сравнимы с войной, но, правда, сколько еще должен получить жертв усмехающийся бог, чтобы успокоиться? Чтобы набить свое брюхо и навсегда сгинуть?
Эль Лобо Старший все время повторял: «Лишь бы не закипеть», – и поминал своего святого Уастарджи. Но нам повезло, в начале восьмого через все эти пробки и столпотворение мы доехали до Котельнической, а там свернули в какие-то дворовые лабиринты. В тех дворах располагается что-то вроде грузовой базы. За бетонными плитами забора – обычными, без вышек – стояли десятки, если не сотни поставленных друг на друга контейнеров. Вялый от жары охранник в будке на воротах еще издали узнал машину братьев Эль Лобо и поднял полосатый шлагбаум. Без вопросов, без пропусков — просто поднял шлагбаум и стал смотреть в другую сторону. Старший уверенно свернул в один из коридоров между контейнерами, потом свернул еще раз и еще, и кружил по этому лабиринту минут пять. Выкинь они меня из машины, я бы не выбрался до следующего утра.
Потом «Файерберд» остановился, и мне велели выходить. Старший остался за рулем, младший вылез вместе со мной. Тут же образовался какой-то мутный тип в спецовке и с красной обгоревшей физиономией.
Не было сказано ни слова, Младший просто кивнул и остался стоять. Тип в спецовке открыл нижний контейнер, и Эль Лобо велел мне забираться внутрь. Но я не сразу пошел. Видите ли, не так-то просто войти в контейнер, зная, что его потом закроют за твоей спиной. Я спросил: «И что дальше?» И тогда тип в спецовке достал из-за пазухи такую длинную наклейку, на которой было написано «ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ГРУЗ». А Младший сказал: «Мы наклеим это на двери контейнера. Это бумажка с правильными словами, Бар. В этой стране все делается с помощью бумажек с правильными словами». Я сказал: «Слушай, да я такую ерунду на ближайшем принтере любым тиражом сделаю». А он засмеялся и ответил, что ее и сделали на ближайшем принтере. «Но представь, – сказал он, – придурок, который будет принимать этот груз и увидит эту наклейку, он, может, и подумает, что это фейк, но внутрь не полезет. Нет! Потому что – а вдруг не фейк? И тогда он просто оставит контейнер на таможне, и там его откроет наш человек и выпустит тебя. Понимаешь?» Я сказал, что не уверен в этой схеме, но Эль Лобо Младший ответил, что они уже не раз это проворачивали, и проблем не возникало. В общем… Я сказал: ОК, давайте попробуем, и вошел внутрь.
Как ни странно, в контейнере было прохладно. Наверное, это был какой-то специальный контейнер, чтобы возить скоропортящиеся продукты, не знаю, я, как вы понимаете, в контейнерах не силен. А еще там было кресло, привинченное к полу, с ремнями, как в самолетах. Младший велел мне сесть и пристегнуться. Я так и сделал. Они закрыли двери, стало темно и тихо. Я даже не слышал, как уехала их машина. Идеальная звукоизоляция.
Такое ощущение… Как будто весь мой мир накрыло глобальным скринсейвером. Снова дико захотелось выпить, просто до одури. Как когда-то, в лучшие мои дни. Но я же сидел в долбанном железном ящике! Там не было ничего, даже звуков. И я подумал, что если стены контейнера не пропускают звуки и жару, то наверное, они не пропускают и кислород. И если у Эль Лобо что-то пойдет не по плану и их человек не откроет контейнер вовремя, то точно так же, как не стало звуков и света, не станет и меня… Странно, но меня это не испугало. Наверное, я слишком устал за этот день.
А еще я вспомнил, как читал где-то, что это будет безболезненно. Я просто отключусь от отравления углекислым газом, в который мои легкие перегонят весь запас кислорода…
Бар, бедолага. Любитель немодного серфа и еще менее модного бумагомарательства… так о нем говорили. Горячо! Вот теперь-то в яблочко.
Я не очень хорошо его знал, вот в чем все дело. Потому-то и не вспомнил сразу. Зато вот запомнил его сестренку. Да так, что двенадцать лет спустя, как охотничий пес, на нюх распознал волшебную маленькую девочку в хоть и вожделенной, но до рвоты неромантичной go-go-girl.
Потому что трудно забыть случаи, когда вам являются ангелы; а тогда, в конце девяностых, эта девочка была именно что ангелом, ангелом младшего школьного возраста. С этим соглашались все, кто хоть раз видел ее на вечеринке у Бара. И даже если самого Бара потом забывали, то ангела помнили не в пример дольше. Слишком уж редко на земле встречаются такие создания.
Понимаете ли… Есть обычные дети – их замечают только родители. Есть милые дети – милые настолько, что их образы тиражируются в коммерческих интересах (и здесь без разницы, фильм это «Шестое чувство» или журнал «Мой кроха», например). А есть дети неземной породы, которых вообще не характеризует факт, заметил ты их или нет. Наоборот, он характеризует тебя: заметил – ты небезнадежен для Бога.
Не факт, что вы поймете... Но вот Лина. Сейчас она стала по-настоящему красивой женщиной, которую, как и любую красивую женщину, хочется долго и счастливо драть, разложив в непотребной позе на горизонтальной поверхности. Но только-то и всего. А я знал ее ребенком. Расхоже, да; но вот оно-то, эта самая расхожесть, как раз и делает детское похлопывание крупнокалиберными анимэ-глазками самым близким к божьему совершенству феноменом. Ангел, милый ангел! его ведь никогда не узнаешь с первого взгляда.
Однако мозг наш странен. Стоит мне идентифицировать Лину как ангела (пусть ныне и падшего), ко мне тут же возвращается все то человеческое, которое нам, апостолам, не чуждо. Проще говоря, я обхватываю Лину сзади и начинаю романтично поглаживать лапами третий размер; физиология включается тут же. Ну и да, конечно: при этом думаю я вовсе не о сексе. Просто есть вещи, которым противиться грешно. Как в чертовом Париже.
Бар, бедолага. Грустный бумагомаратель, ходячая трагикомедия. Теперь, неспешно поглаживая грудь твоей сестры, я вспоминаю и тебя.