Евангелие отца
Шрифт:
– Это вряд ли, мой дорогой Люсьен. Второе, как раз, может оказаться динамичнее и веселее. – Теперь этот масон молчал. У них что – все расписано по ролям?
– Все. Мне надоели тайны. Говорите начистоту – что Вам от меня надо. – Мне и в самом деле надоело не понимать.
– Мы остановились на том, что…
– Я уже понял: я родственник Иуды, который зачем-то должен встретиться с родственником папы Иисуса, чтобы что? Папа не знает чего-то о собственном сыне?
Они переглянулись, и я хотел бы, чтобы это было в последний раз.
– Вы должны, если захотите, конечно, встретиться с ним для того, чтобы он остановился. Вы должны ему рассказать о документах, которые мы Вам покажем. Вы
– Давайте уже поступим со мной по-человечески: вы мне все-все рассказываете, а я постараюсь вам помочь в обмен на мое возвращение к нормальной жизни. Идет? – Если все так далеко зашло - надо как-то выпутываться. И я готов сделать почти все, что они попросят, лишь бы вернуться в старый дом в предместье Парижа. Но, что-то мне говорит, что возврата к прежнему не будет. Все закончиться как-то по-иному. Надеюсь, что они готовы сделать мне предложение, ведь это просто бизнес? Если они предлагают мне работу – они должны предложить оплату, верно? Я согласен: то время прошло. Ветчина, сыр, дешевое вино, нескончаемый счет в банке и деревенская тишина остались в прошлом. А в будущем? Может быть хотя бы программа «защиты свидетелей»? («Иеговы» - кто-то подленько захихикал в левом ухе.)
– Если Вы, Люсьен, думаете о своем будущем, то оно зависит только от Вас. – Рыцарь словно услышал его мысли.
– Каким образом?
– Вы делаете то, что зависит от Вас – мы, в свою очередь, делаем то, что можем сделать для Вас. А можем мы достаточно много, чтобы Вы никогда не жалели об этой сделке.
– Так мы выходим на бизнес отношения, мсье?
– Что в этом плохого? История – это бизнес. И занять в этой истории правильное место, значит, занять хорошее положение в нашей земной жизни. – Рыцарь перестал меня убаюкивать и, кажется, перешел к делу.
– А можно немного подробнее… про историю, в которую я попал?
– Наконец, Люсьен, Вы заговорили правильно.
– А что мне остается? Вы же не отстанете.
– Увы, у нас нет выбора.
– А у меня?
– Есть. Но он так себе, если честно говорить. Вы или выигрываете, или проигрываете. Есть два пути: Вы или все-таки есть, или Вас никогда не было. В первом случае мы сделаем то, что мы должны – с Вашей помощью, конечно. Во втором случае, мы проиграли, а это значит, о Вас никто не должен знать. Слухи и досужие сплетни: Вас никогда не было.
– Весьма внушительно и откровенно. Я подумаю немного…. Я подумал. Знаете, мне как-то по душе первый вариант, когда я есть. Все-таки, привычнее себя ощущать живым. Да и ветчину я люблю – жаль отказываться.
– Правильный выбор. Теперь можно и по делу поговорить или сначала выпьете немного?
– Теперь можно. И не немного.
– Вино?
– Как бы не так. Вы пили «Мэри»? Соорудите мне большой стакан, пожалуйста.
– С удовольствием. Итак, пока я буду Вам делать Ваш напиток, слушайте меня и многое станет понятно, хорошо? Только слушайте, а не перебивайте.
– Мне почему-то кажется, что одним стаканом дело сегодня для меня не обойдется. – Я сдался. Как ни глупо было мое существование до этого дня, как ни прелестно, как ни спокойно – все меняется. Я, конечно, понимал, что когда-нибудь придет кто-то (я вам говорил об этом) и скажет, что пора платить по кредиту. Не хотелось. Как не хотелось! Но, по-другому не бывает – они обязательно приходят, и меняется отражение в зеркалах. И смотрит на тебя уже другое лицо, которое почему-то не улыбается в ответ на твою улыбку. Может быть, потому что она становится жалкой и
– Нет, Люсьен. Напиваться не время. Если все получится правильно – у Вас будет время напиться и превратить в собственном воспоминании эту трагедию в фарс. Только вот штука в том, что и рассказать-то никому не получится. Никто не поверит, а если кто-то и выслушает Вас до конца, то, поверьте мне, сочтет Вас, мягко говоря, не совсем нормальным, начитавшимся бульварных романов. Однако, давайте к делу.
– Давайте уже. Только сначала один вопрос: Вы нормальны? Вы – называющие себя рыцарем и Ваш коллега, каменщик? Вы кто на самом деле? Я читал про бегающих по ночам с огромными мечами в белых балахонах с красными крестами, напоминающих одновременно медбратьев и привидения. И еще я читал про то, как Вы спасали какие-то сокровища. Про сокровища, правда?
– Хорошо. Начнем с этого, Люсьен. Про сокровища - неправда. И пусть Вас успокоит то, что мы с товарищем совершенно нормальны. У нас странная работа. Она немного…. Как бы Вам объяснить…. Неординарная что ли? Я действительно имею непосредственное отношение к одному из рыцарских орденов, которые ведут свою историю существования уже почти две тысячи лет. Только мы не бегаем с мечами. Я меч видел только в кино и в музее. Богатство…. Ну, об этом чуть позднее. Мой, как Вы изволили выразиться, коллега представляет организацию столь же древнюю сколь и таинственную. Если я сейчас Вам скажу, что я – тамплиер, а мой коллега – масон: Вы можете неправильно меня понять. Эти названия – повод для романов уже несколько веков. И, тем не менее, это так. Мы работаем на организации, которые для простоты восприятия представляются именно так. – Он улыбнулся и я понял, что он говорит правду. Не о сказке, совсем не о сказке пойдет речь. Все будет много проще и банальнее. Ну, что ж: по крайней мере, я узнаю, что мифы остаются мифами, а реальность практичнее и проще.
– Я молчу.
– Хорошо. – Он опять улыбнулся. – Понимаете, Люсьен, чтобы спрятать секрет от посторонних глаз, надо придумать сказку, а секрет положить на видное место. Ну, это банальность, конечно. Орден тамплиеров был – это исторический факт, как были сотни других орденов, о которых Вы даже и не знаете. Почти каждый мало-мальски образованный аббат создавал какой-нибудь орден со звучным названием, чтобы получить средства к собственному существованию. Это просто фондовый бизнес – Вы меня понимаете? Как сейчас: создаете неправительственный некоммерческий благотворительный фонд имени кого-нибудь. Собираете деньги, помогаете тем, кто их вложил, сократить их налоги с помощью логистиков, потом переводите проценты пайщикам фонда…. Словом, все, то же самое, что и две тысячи лет назад. Только теперь фонды создаются в основном под прикрытием культурных, врачебных, образовательных и тому подобных целей, а раньше была только одна цель – сохранение и укрепление христианской веры. Соответственно, не было столько коммерческих предприятий, отмывающих деньги, как сегодня, и живущих на комиссионные проценты от вложений, как сейчас. Был только один банк – церковь.
Сегодня, как и тогда, любой банк не что иное, как черная касса. Они делают деньги из денег – вернее деньги на несуществующих кредитных процентах, понимаете? – Я кивнул.
– Азы банковской деятельности мы проходили. Не так уж плохо французское образование.
– Ну, и ладно. Тогда у меня к Вам один риторический вопрос: чем отличается вера в капитализм, в коммунизм, в демократию, в собственную страну и в Христа? Ничем. И даже средствами укрепления этой веры, методами ведения дел и, поверьте мне, даже структурным построением организаций, занимающимися этими вопросами. Скажите, Люсьен, Вы знаете Иосифа Аримафейского? В том смысле, что слышали ли Вы когда-нибудь о нем?