Фестиваль
Шрифт:
– Уголовные розыск, потрудитесь, все-таки вспомнить.
– Он принял важный и озабоченный вид.
– Да у меня столько народу бывает, - испугалась она.
– Но если я правильно все помню, то, кажется, были такие. Мы уже закрывались, но я разрешила им посмотреть.
– Что они смотрели, не помните?
– Ну как же!
– бабка обиделась.
– Новый фильм, сейчас его все смотрят. Дайте каталог, - она забрала каталог у Деева и открыла его на последней странице.
– Вот, триста первый. "Прирожденный убийца." Архивов и Доев переглянулись.
Бабка почуяла неладное.
– А что, убили кого-то? Не дай господь! Но я ничего не знаю, бог - свидетель. Пришли, посмотрели и ушли. Девица сияла от счастья, я и подумала, молодожены небось, угла то своего нема, так они сюда... Архипов применил старую тактику.
– Замужняя та девица. Сбежала, а нам искать...
– Вот молодежь! Куда смотрят?! Я сразу подумала...
– Вы не запомнили мужчину? Как он выглядел?
– прервал ее излияния Деев.
– Ну как же! Респектабельный такой, костюм строгий, а лицо тонкое, интеллигентное такое, да и руки... Он когда расплачивался, я внимание обратила, пальчики тонкие, холеные, как у пианиста...
– А девушка?
– Она как Рее сейчас... расфуфыренная вся, в миниюбке, накраденная... Бесстыдница, одним словом.
– Если этот мужик еще раз заявится, вы его сможете узнать?
– Ну, конечно. Такого за километр видно. Архипов написал свой телефон и протянул ей.
– Если что, позвоните.
Бабка утвердительно закивала головой.
Обязательно, товарищ Архипов.
– Откуда вы знаете мою фамилию?
– удивился капитан.
– У вас в удостоверении написано.
Они вышли из видеоцентра и Архипов рассмеялся.
– Ну, миссис Марпл! Итак, они здесь были. Девушка и моложавый ублюдок Что теперь? Опять же, мы не знаем, ни фамилии, ни имени, ни куда они поехали потом. Сплошной мрак.
Литвинов подошел к подробной карте области, висящей напротив окна и подперев седую голову рукой, задумчиво вперился в нее взглядом.
– Такая маленькая, - подумал он, а столько всякого дерьма происходит. Слишком уж много для такой маленькой.
Он перенес тяжелый взгляд на восток, потом на юг и вздохнул. Хотелось и туда и туда, а еще больше хотелось отдохнуть. Припомнилась маленькая деревушка на юге Украины, не отмеченная ни на одной карте, могилы родителей, забытые и заросшие травой.
Суверенная Украина, теперь туда так просто и не проедешь, словно железный занавес перетащили в другое место. Могила родителей там, а он здесь. Все до ужаса просто. Ведь Украина то наверняка проживет без нас, и пусть там жестокий голод, почище, чем в осажденном Ленинграде, безработица, разруха, взрывы, катаклизмы... но причем же здесь могилы его родителей! Они, наверняка, и помыслить не могли, что окажутся другого гражданства, чем их сын, который теперь не может почтить родительскую память без зеленого штампика в паспорте и унижающего шмона на границе.
Его глаза автоматически вернулись к самой крупной точке на карте. Калининград.
Дел прибавилось. В особо важные он вникал сам, перечитывая их до изнеможения, другие отправлялись следователям, ведущим одновременно по десять-пятнадцать дел.
Но его сейчас волновало другое. Если Архипов не справится с исчезновениями, неминуемо разразится скандал на всю Россию. Газеты поднимут невероятный шум, сверху начнут все сильнее и сильнее стучать кулаком, нагрянет масса проверок, разве это все интересно? А до пенсии осталось совсем немного, кому охота, чтобы его выгнали по статье? Тем более, наверняка начнут в управлении копать, и откопают, черт возьми! Много чего можно найти. А кто сейчас чистенький? Никто.
Иван Дмитриевич нехотя, словно не веря самому себе, подошел к телефону и вызвал Архипова.
Тот вошел через десять минут, свежий, гладко выбритый, в дешевом гражданском костюме.
– Здравствуйте, Иван Дмитриевич, - он стиснул протянутую руку, не заметив, как сузились глаза подполковника.
– Здравствуй. Садись. Ты что в таком наряде, как колхозник в городской бане?
– Так другого нет, - Архипов виновато погладил серые в полоску лацканы пиджака. На одном из них гордо красовался значок ВЛКСМ.
– Как там Батурин работает? Ты сделал, то что я тебя просил, год на патрульное для него это все-таки многовато... Я очень хорошо знал его отца, он мне во многом помог в свою бытность секретарем парткома рыбзавода.
– Семенов не очень хотел с ним расставаться. Парень попался, что надо. Работает то месяцев пять или шесть, а показатели, как у некоторых - годовые. Выдержанный, а главное, с мозгами. Это в наше время - большая редкость.
– Так ты сделал?
– Литвинов нетерпеливо переложил пачку сигарет с места на место.
– Конечно. Дежурства ему сократили до минимума, в свободное время я постепенно ввожу его в курс, чем мы занимаемся.
– А про это дело, - подполковник постучал пальцем по тонкой картонное пачке, - вы уже говорили?
– Сегодня с утра немного я ему рассказал. Да там и рассказывать особенно нечего. А для начала я дал ему дело Шестаковича, оно не выглядит через чур громоздким. Пока не выглядит.
– Это что-то с птицефабрикой?
– Да, когда контору взломали. Там остались небольшие неясности.
– Архипов достал сигарету и закурил. Кабинет наполнился белыми парящими кусками дыма.
– Кстати, он подкинул идею подумать над тем, кто бы мог быть заинтересовав в исчезновении девушек. Литвинов усмехнулся и тоже закурил.
– По-моему, мы над этим думаем уже полгода. Кто они такие, чтобы ими кто-то заинтересовался. Через них не проходило больших денег, насколько мы знаем. Они не имели доступа к каким-то тайнам, никого не шантажировали. Кто же так сильно о них мог побеспокоиться?
– А страховые кампании?
Подполковник взглянул на Архипова и в его мозгу пронеслась быстрая пребыстрая мысль. А почему бы и нет?
– Это он тебе подсказал?
– Да.
– И что?
– Я обзвонил сегодня тридцать четыре кампании. И в одной из них мне отказались дать данные - Архипов выпустил плотный клубок дыма.