Французская демократия
Шрифт:
Какое правительство способно уважать подобную прессу? Благодаря ей, публика отравлена ложными идеями и коснетъ въ предразсудкахъ; благодаря ей, вс интересы страдаютъ, спокойствіе Европы поминутно возмущается, толпа людей находится въ постоянной тревог и правительство, наконецъ, унижается и позорится въ общественномъ мнніи даже въ тхъ случаяхъ, когда заслуживаетъ снисхожденіе. Власть обвиняется въ насиліи, въ жестокомъ обращеніи съ печатью! Но взгляните: что сталось съ печатнымъ словомъ, какъ оно опошлилось, развратилось, и вы тогда скажете, что власть обходится съ нимъ даже милостиво. Тысяча лтъ тюремнаго заключенія и сто милліоновъ штрафа не искупятъ всхъ преступленій печати только по 2–го декабря 1851 г.
Нтъ никакихъ средствъ удержать разлива печатной лжи. Вс полицейскія мропріятія не ведутъ ни къ чему путному. Пресса – промышленность свободная по праву, и правительство не должно въ нее мшаться. Законы, опредляющіе обязанности типографщика и книгопродавца, – законы совершенно исключительные, неумстные и противные праву
Не только власть, но и сама конкурренція безсильна обуздать печать, которая ршительно не можетъ служить противоядіемъ самой себ. По необходимости вещей, пресса, особенно же пресса періодическая стала въ такое положеніе, что сама для себя ограничиваетъ и уничтожаетъ конкурренцію. Не говоря уже ни о патентахъ, которыми сокращается число типографій, ни объ указ 1852 года, которымъ допускается только небольшое количество журналовъ и газетъ, – очевидно, что вообще можетъ существовать весьма ограниченное число повременныхъ изданій съ разнымъ направленіемъ, то есть журналовъ и газетъ офиціозныхъ, независимыхъ, монархическихъ, демократическихъ, католическихъ, еврейскихъ, протестантскихъ, финансовыхъ, торговыхъ, судебныхъ, наконецъ, – сборниковъ, обозрній и т. п. Замтьте, при этомъ, что вс самостоятельныя періодическія изданія враждуютъ съ правительствомъ: какую же пользу принесетъ ему ихъ соперничество? Или, можетъ быть, вздумаетъ оно завести для себя новые органы, которые служили бы его интересамъ, на образецъ заведенной уже вечерней газеты «Moniteur du soir»? При иной систем правленія, когда публикація правительственныхъ распоряженій, офиціальныхъ извстій, объявленій, рыночныхъ и биржевыхъ цнъ, академическихъ и судебныхъ отчетовъ и т. д. считалась бы дломъ общественной пользы, тогда, безъ сомннія, правительство имло бы полное право заводить свои изданія и даже раздавать ихъ безплатно. Но при настоящемъ порядк правленія, всякое изданіе такого рода признается посягательствомъ государства на права свободной промышленности. Вотъ почему, когда г. Геру, говоря въ Палат отъ имени всхъ журналистовъ, выразилъ свое неудовольствіе по поводу особенной льготы, данной Moniteur'у и сталъ самыми жалкими доводами поддерживать самое жалкое дло, то коммисаръ правительства ограничилъ свой отвтъ скромнымъ объясненіемъ, будто изданіе «Moniteur du soir» служитъ только прибавленіемъ къ офиціальной газет, и въ заключеніе сказалъ, что правительственная власть не перестаетъ уважать правъ меркантильнаго журнализма и газетнаго промысла.
Ршится ли, наконецъ, правительство на всеобщее запрещеніе и прекращеніе повременныхъ изданій? На такую мру оно не ршилось даже въ 1852 году; въ настоящее время это кажется уже невозможностью. По словамъ г. Тьера самъ Наполеонъ I какъ будто пришелъ къ тому же заключенію въ 1815 году. Такъ или иначе, a достоврно только то, что отрицаніе свободы печатнаго слова – ничто иное, какъ отмна принциповъ Революціи и уничтоженіе всхъ политическихъ правъ и гарантій. Нельзя не сказать, что, въ этомъ отношеніи, конституціонная Оппозиція сама подала примръ нарушенія конституціи во время послднихъ выборовъ. Если бы журналисты были настоящими друзьями свободы и понимали свое призваніе, то позаботились бы тогда предложить свои услуги демократическимъ комитетамъ и дали бы полную возможность печатно заявиться тмъ мнніямъ, которыя лишены самостоятельныхъ органовъ выраженія. Но взамнъ этого, монополисты журналистики разсудили, что, для удовлетворенія собственнаго честолюбія, имъ гораздо выгодне овладть выборами и пріобрсти въ свою пользу большинство голосовъ. Прибгнувъ къ подобному маневру, гг. Геру, Авенъ, Даримонъ и товарищи ихъ успли попасть въ число депутатовъ законодательнаго собранія. Что отвтили бы они теперь, если бы императоръ обратился къ народу съ такою рчью: «Франція, которую я спасъ въ 1851 году отъ гражданской войны и парламентскихъ интригъ, пропадаетъ снова, благодаря продлкамъ трибунныхъ краснобаевъ и журналистовъ. Я заставляю ихъ молчать. Съ этого же дня прекращаются вс повременныя изданія и остаются только дв газеты: «Moniteur du matin»
И такъ, скажутъ мн, если журналистика представляетъ одинъ изъ самыхъ неизбжныхъ механизмовъ нашей политической системы и если, притомъ, она не подлежитъ ни полицейскимъ уставамъ, ни конкурренціи, ни прекращенію, то лучше всего оставить ее на собственный произволъ и дать ей полную свободу. Такова любимая идея г. Жирардена, который, желая успокоить правительство, пытается уврить его, что журналистика безсильна.
Какъ простое орудіе гласности, печать сама по себ служитъ безразлично, какъ истин, такъ и лжи, какъ свобод, такъ и деспотизму. Она получаетъ значеніе и цну только въ томъ случа, когда становится проводникомъ идей и интересовъ извстныхъ партій. Теперь спрашивается: можно ли сказать, что партіи, вооруженныя печатью, правомъ сходокъ и т. п., безсильны противъ правительства? Разумется, нтъ, потому что вся парламентская система только и поддерживается дйствительною силою партій. Припомните же теперь, какъ пользовались он печатью съ 89 года.
Старая монархія, которая созвала государственныя сословія и произвела Революцію, получившую другое значеніе при учредительномъ собраніи, просуществовала всего три съ половиною года.
Первая республика поддержала своими конституціями II и III годовъ вс вольности и права, данныя покойною монархіей. Что могла эта республика сдлать больше? Она продержалась семь лтъ озарившись страшнымъ свтомъ въ чаду заговоровъ. Завелась она посл государственнаго переворота, жила она государственными переворотами и погибла отъ государственнаго переворота.
Вторая республика также даровала намъ своей конституціей 1848 года вс права и вольности. Она длилась три года и, подобно первой, жила государственными переворотами, реакціями, и кончилась государственнымъ переворотомъ.
Правительства, державшія печать въ страх и загон – первая имперія, реставрація, іюльская монархія – просуществовали дольше другихъ; это обстоятельство доказываетъ только то, что журналистика, эта развратница, въ дйствительности такое подлое созданіе, которое изгибается и ползаетъ подъ ударами. Говоря о деспотизм прошлаго времени, я вовсе не намренъ, конечно, ставить его образцомъ для подражанія; дло въ томъ, что, въ конц концовъ, мы всегда расправлялись съ каждымъ правительствомъ, какъ слдуетъ, и самое долгое царствованіе не тянулось доле восемнадцати лтъ; что значитъ такая продолжительность въ судьб государства! И такъ, я желаю указать только на тотъ постоянный фактъ, что несовмстность печати съ правительствомъ заявляется всегда и непремнно, все равно – даютъ ли ей свободу или держатъ на привязи: въ первомъ случа она душитъ правительство, а въ послднемъ – отравляетъ его существованіе.
Можете ли вообразить, что, по стеченію особенно счастливыхъ обстоятельствъ, ныншняя Оппозиція, достигнувъ власти, найдетъ секретъ, неизвстный Наполеону III и его предшественникамъ, поладить съ печатью и ужиться съ ея свободою? Будьте уврены, что даже и въ этомъ случа согласіе ихъ не продлится боле двухъ недль. Намъ уже давно знакомъ тотъ либерализмъ, которымъ щеголяютъ еще наши мнимые демократы; мы видли уже, какъ взялись они за дло на послднихъ выборахъ. Одинъ изъ этихъ господъ, мене другихъ виновный, г. Мари доказалъ въ своемъ процесс, гд онъ ратовалъ за шведскую королеву противъ «Записокъ» Мармона, что способенъ, при удобномъ случа, сдлаться отличнымъ цензоромъ. Впрочемъ, даже не обращая вниманія на личный составъ и характеръ представителей Оппозиціи, кто можетъ безъ содроганія и гнва даже подумать о томъ, что они станутъ нашими повелителями?
Какъ! – отдать наши финансы г. Гарнье–Пажесу, народное просвщеніе – г. Карно, юстицію – г. Мари, внутреннія дла – г. Жюль Фавру!! Будь мы даже просто пшками, куклами, – и то, при вид этихъ присяжныхъ господъ, не стали бы молчать; не будь въ нашей рук пера, за насъ возопили бы камни. О простаки! – Вотъ уже въ теченіе трехъ четвертей вка водятъ васъ за–носъ и забавляютъ политическими комедіями. Поймите же, наконецъ и разъ на всегда, ту истину, что нельзя вамъ добиться ни свободы, ни порядка, a тмъ боле спокойствія, пока господствуетъ у васъ подлое адвокатство, которое прикрываетъ чудовищную централизацію съ подкладкою экономической анархіи и денежнаго феодализма, управляющаго даже государственною властью. Одинъ только фактъ систематической нераздльности самодержавія, въ соединеніи съ экономическою анархіей, служитъ уже врнымъ ручательствомъ за неизбжность и постоянство вашей междоусобной вражды и нищенскаго состоянія.
Пусть правительство и буржуазія раскроютъ глаза и увидятъ, въ какомъ жалкомъ положеніи они находятся. Политическій развратъ заявляется умышленнымъ клятвопреступленіемъ и къ этой безнравственности присоединяется несовмстность государственной централизаціи со всякою свободою, невозможность нормальнаго бюджета, отчаянный упадокъ общественнаго благосостоянія и народнаго развитія. При такомъ положеніи длъ, все становится враждебно правительству, все подрываетъ его, все въ заговор противъ него: ученыя и литературныя собранія, академическія засданія, публичныя чтенія, духовныя проповди, всякія рчи, театральныя представленія, благотворительныя общества… Всему этому правительство должно мшать или, поминутно всмъ этимъ отравляясь, должно издыхать.