Галя не в себе
Шрифт:
Секс оказался довольно неуклюжим. Начиналось все неплохо: целовался Серега явно лучше Игоря Колесникова. Однако чем дальше, тем больше Галя сомневалась в уместности проявленной ею инициативы. Сама она не знала, что именно надо делать и доверила процесс Сереге, который, пытаясь вспомнить, как делают мужики в порно, слишком разошелся в подражании экранным самцам, и Гале пришлось усмирять его пыл. Потом он случайно порвал презерватив, когда снимал упаковку; второй же долго не хотел нормально расправляться и соскальзывал, только совместными усилиями удалось присобачить его как следует. Гале стало смешно, и она давила в себе смех, чтобы совсем не обескуражить взволнованного партнера, который уже начал выдыхаться. Но вся эта возня оказалась напрасной: Гале было больно, под каким углом и с какой бы стороны Серега ни пристраивался, и спустя двадцать минут экспериментов она предложила дальше не мучиться. Серега болезненно воспринял неудачу, и потому Галины попытки удовлетворить напоследок хотя бы его тоже не
– Не сказать, что я возлагала какие-то огромные надежды… Одевайся и пойдем есть, я проголодалась, – Галя похлопала партнера по груди и ушла ставить чайник.
Произошедшее они не обсуждали, Галя в своих лучших традициях вела себя как ни в чем не бывало. Серега же испытывал неловкость: то ли за ситуацию в целом, то ли за то, что не смог доставить женщине удовольствие. Эта неловкость, которую Галя притворно не замечала, испортила отношения, становившиеся все более формальными, и в конце концов их общение свелось к редким разговорам в школе. Перед новым годом Аллочка, скооперировавшись с любовницей Павлика, сумела поставить ему мозги на место, и они вернулись домой. Жизнь Гали снова вошла в прежнее русло. По крайней мере, ненадолго.
После воссоединения Аллочка решила, что им с Павликом нужно свежее начало. Прежде всегда довольная Ковтнюками, она, оценив все прелести жизни в райцентре, предложила туда переехать. Там Павлик нашел бы новую работу (на хлебозаводе добровольно-принудительно был поставлен крест), да и сама Аллочка могла куда-нибудь впервые в жизни устроиться. Но что делать с Галей? Ей оставалось учиться в школе еще полтора года, а откладывать новую страницу семейных отношений на такой срок Аллочке казалось не лучшей идеей. Можно было перевести дочь в школу в райцентре, либо попытаться пристроить ее в техникум, сама же Галя хотела спокойно доучиться в Ковтнюках и не участвовать в родительских задумках. Но Аллочку охватило чувство вины, и она больше не хотела оставлять несовершеннолетнюю дочь одну. Сошлись на том, что подождут окончания учебного года, а там видно будет. Все эти месяцы Аллочка жила мыслями о райцентре, который стал пределом всех ее мечтаний и предметом всех ее разговоров. В итоге они с Павликом сумели убедить дочь уехать с ними и закончить одиннадцатый класс в другой школе. В конце лета, в сухой августовский полдень, Галя отодрала от себя рыдающую Мариночку и села в Павликову новую приору, которая, взметнув облако пыли с проселочной дороги, увезла ее из Ковтнюков.
II
Спустя четыре года судьба вернула Галю обратно в Ковтнюки. После переезда в райцентр она так и не закончила одиннадцатый класс, а пошла в техникум постигать основы экономики и бухгалтерского учета, которые на фоне остальных специальностей показались ей наименьшим из зол. Хоть Павлик и уверял семью, что благодаря своему дару убеждения сумеет пристроить Галю сразу на второй курс, в техникуме его способностей должным образом не оценили и весьма прозрачно намекнули, как можно решить ситуацию. Возмутившись столь вопиющей наглостью, Павлик давать на лапу отказался, но жена и дочь понимали, что давать попросту нечего: перед этим он потратил уйму денег на черную приору, от приобретения которой его не смог отговорить никто, даже те друзья, что с пеной у рта поносили отечественный автопром. К тому же в райцентре они купили небольшой дом (по большей части благодаря щедрым пожертвованиям Воробьевых – Аллочкиных родителей), а расчет продать свой дом в Ковтнюках и выручить на этом пусть и скромную сумму не оправдался. Таким образом, потеряв год, Галя стала первокурсницей.
Вопреки званию – которое никто официально не присуждал – ведущего учебного заведения среднего профессионального образования во всей области, техникум Галю, мягко говоря, не впечатлил. И дело было не только в образовательном процессе, но и в контингенте обучающихся: понаехавшие отовсюду студенты представлялись ей еще большим сбродом, чем те, с которыми приходилось иметь дело в школе. Их детский восторг от выцарапанных на старых партах надписей их предшественников, которые щедро делились номерами всевозможных давалок и ненатурально изображали свои половые органы, вызывал в Гале желание устроить массовую резню. Поэтому она даже была рада увидеть старых знакомых из числа бывших одноклассников. Дружки Костя и Егор, учившиеся, разумеется, на прикладной информатике, пристрастились к качалке, но, по всей видимости, все еще оставались лошками. Теперь им давали куда более обидные характеристики: в техникуме ходили слухи о том, что явно не противоположный пол они собрались покорять спортивными телами. Радость от встречи с Игорем Колесниковым, однако, продлилась недолго. Позабыв былые обиды, он снова решил доказать Гале свою любовь, чем вынудил ее на грубый отказ. А вот Анжелу застать не удалось: ее поперли из техникума в конце первого курса, как говорили, за блядство. Но Галя к этой версии отнеслась скептически, посчитав, что за это уже давно никого ниоткуда не выгоняют.
Особой дружбы у Гали ни с кем не сложилось. Она продолжала общаться с Мариной, умудрявшейся собирать все сплетни не только про школу, но и про техникум, в котором ни разу не бывала. Хоть она и жаловалась на нехватку Гали в Ковтнюках, тем не менее быстро адаптировалась к жизни без нее. Галя в подруге не сомневалась: такие, как она, нигде не пропадут. И все же даже учись Марина тоже в техникуме, это не смогло бы затмить ту скуку, которую он наводил на Галю. Эта же скука толкала ее, до этого обычно рассудительную, на различные не до конца продуманные поступки: перекраску волос в каштановый с последующим осознанием всего ужаса содеянного; посещение вечеринок, на которых ее одногруппники пробивали дно, которые они, как ей казалось, уже пробить не могли; игру в бутылочку с Костей, Егором и парой других девушек, которые грезили о романтических отношениях этих двоих и хотели увидеть воочию их страсть. Начинающие качки перецеловали остальных дам, посмотрели, как дамы это делают друг с другом (Галя в таинство однополого поцелуя посвящаться не стала), но их самих бутылочка, к огромному разочарованию фанаток, не свела. Нашла Галя и того, кто смог сделать то, что у Сереги не получилось, и потом это периодически повторял. Мурат, чью фамилию она никак не могла запомнить, оказался умелым любовником, но на редкость неинтересным в общении человеком. Поэтому, сделав дело, Галя всегда быстро ретировалась, пока он не начал наводить на нее страшную тоску, повторяя одну и ту же историю, но с новыми деталями, противоречащими предыдущей версии, в десятый раз.
Когда Галя училась на третьем курсе техникума, родители ошарашили ее своей новой задумкой. Аллочке вдруг пришло в голову, что переезда в райцентр было недостаточно, и новое начало в их с Павликом отношениях необходимо закрепить чем-то более монументальным. Выбор пал на рождение второго ребенка.
– А ничего, что вам по сорок лет уже? То есть пофиг, сколько лет папе, но вынашивать же тебе. Может, надо было раньше это делать? Зачем вам сейчас понадобился еще один ребенок? Да он пока школу закончит, вы уже состаритесь, – высказывала свою настороженность Галя, но Аллочка, как и три года назад, вцепилась в свою идею мертвой хваткой и ничего не желала слышать.
Павлик, поначалу сдержанный, быстро заразился энтузиазмом жены, и вразумить его у дочери тоже не получилось.
– Твои родоки друг друга стоят: уж если че захотели, хрен остановишь… – заметила по этому поводу Мариночка, вспомнив Павликову одержимость приорой.
Беременность Аллочки протекала хорошо только для нее самой, остальных же она доводила до белого каления. Больше всех доставалось Павлику, которого жена страстно хотела видеть подле себя; она жаждала его ласки и заботы, а через пять минут уже готова была избить его любым подручным материалом и посылала ко всем чертям. На Галю это распространялось в меньшей степени, но обстановка в доме не раз наталкивала ее на грешную мысль накрыть подушкой личико мамы, блаженно спящей после очередной истерики. А заодно разделаться и с папашей, зачастившим с приемом сорокаградусного успокоительного и пристрастившимся к прослушиванию Радио Шансон, которое он включал, когда возился во дворе со своей приорой. А возиться с ней он начал чуть ли не каждый вечер, имитируя активную занятость, которая якобы мешала ему прийти на зов жены, заглушавшийся блатными песнопениями.
Осень последнего года учебы Гали ознаменовалась пополнением в семье Гировых: Аллочка родила мальчика. Узнавать пол во время беременности она наотрез отказывалась, свято веря в то, что это девочка. Мать семейства начиталась статей о диетах для рождения девочки и, игнорируя Галины призывы к здравому смыслу, отказывалась есть продукты, которые якобы могут привести к появлению на свет особи мужского пола. Будь Галя немного более чувствительной и склонной к самокопанию, она бы приняла такое рвение мамы родить вторую дочь на свой счет: будто с первой получилось не очень и можно попробовать еще раз. Впрочем, ее не заботил пол ребенка, да и разочарование Аллочки результатом своих мук длилось недолго; она погрузилась в воспитание сына, которого назвали Артемом и который точно походил на родителей больше, чем его старшая сестра. Довольно скоро к Аллочке вернулся былой оптимизм, но не успел Павлик прийти в себя после ее капризов, как наступил черед новорожденного показывать свой характер. Только Гиров-младший решал, когда его родителям спать, а когда бодрствовать, и это шло в разрез с привычным укладом жизни Гировых-остальных. Галя, не выносившая детских криков и детей вообще, сразу заявила, что потакать прихотям маленького неврастеника не будет и пусть Павлик и Аллочка сами скачут перед ним на полусогнутых, раз уж им приспичило вновь поиграться в родителей. Вопли младенца перебивали даже включенную на полную громкость музыку в наушниках, и Галя вновь обратила взор на подушку как орудие потенциального преступления, на этот раз – братоубийства.
Следующие полгода стали испытанием для Галиного терпения: ее раздражали дома и раздражали в техникуме. Пытаясь снять стресс, она вспомнила про существование Мурата, а его долго уговаривать не надо было. Но то ли любовник растерял хватку, то ли стресс был настолько сильным, что прежнего удовольствия от встречи с ним она не получила и от идеи отказалась. Мурат, не испытывавший недостатка в женском внимании, не расстроился и снова спокойно исчез из ее жизни. Галя же пообещала себе дотерпеть до окончания техникума и больше ни минуты не задерживаться в райцентре.