Галя не в себе
Шрифт:
На следующий день после получения долгожданного диплома бухгалтера Галя заявила родителям, что она устала и ей нужно побыть одной. Взяв у них ключи от старого дома, она собрала вещи и вернулась в Ковтнюки, хотя тоски по ним не испытывала и не знала, какого черта там забыла.
Марина была на седьмом небе от счастья, узнав о возвращении Гали. Сама она после школы никуда не уехала и устроилась работать продавщицей. «Сказка» была единственным круглосуточным продуктовым магазином в деревне, хотя ночью посетителей было очень мало: заглядывали разве что за сигаретами или спиртным, но магазинный алкоголь не пользовался у ковтнюковцев большой популярностью, они отдавали предпочтение проверенной домашней продукции местных умельцев. И все же полуночники были дополнительным источником дохода, поэтому в «Сказке» были
– Че, достал тебя твой технарь? – ухмылялась Мариночка, встречая подругу. – Хорошо, что я не захотела там учиться.
– А, так это ты не захотела! Я-то думала, что твои родители этого не захотели, – заметила в ответ Галя.
Несмотря на правоту Гали, Мариночка не обратила на ее слова никакого внимания: она столько раз говорила, что по собственному желанию не поехала учиться, что в итоге сама в это поверила, и теперь в обратном ее бы не убедила ни одна живая душа.
Марина помогла Гале привести в порядок дом, и вместе они коротали вечера, когда она приходила с работы. Первое время Галя испытывала удовольствие от перемен в жизни: да, пусть она вернулась в деревню, но зато здесь она сама по себе, никаких больше родительских причуд, никаких детских рыданий и никаких бесполезных пар с необучаемыми одногруппниками-олигофренами. Но она понимала, что рано или поздно придется думать о том, как зарабатывать на жизнь, ведь вечно брать деньги у Павлика и Аллочки или у бабушки (родители Павлика к тому времени уже умерли) она не сможет.
Новость о том, что гировская дочка вернулась жить в Ковтнюки, быстро облетела деревню. Не обошлось и без незваных гостей, приходивших с предложениями помощи и бытовыми советами. Некоторые даже поздравляли с новосельем, хотя о каком новоселье может идти речь, если она всего лишь возвратилась в дом, в котором выросла, Галя не понимала.
– Пора уже вешать табличку на ворота с просьбой меня ни с чем не поздравлять, – сказала она Марине после разговора с очередным посетителем.
В первые выходные после ее переезда к ней заявился Гена Давыденков. Он был на шесть лет старше Гали, и прежде они никогда не общались. Гена был из налицо неблагополучной семьи: его отец, которого все звали Михалычем и имя которого она ни разу не слышала, был одним из тех настоящих ковтнюковских забулдыг, которым непринципиально что пить, лишь бы с градусом. Остальные забулдыги и просто сомнительные личности постоянно ошивались в их доме, напоминавшем проходной двор. У Гены был старший брат, Семен. Согласно общераспространенной версии, будучи подростком, он упал с крыши гаража и ударился головой, после чего поехала его собственная крыша и он получил прозвище Шалый. Непосвященному человеку Сема Шалый мог показаться совершенно нормальным, но периодически его переклинивало, и тогда он начинал устраивать скандал с любым, кто попадался ему на глаза. Матери у них не было, ходили разные слухи о том, куда она делась: кто-то рассказывал, что она была еще более отбитая, чем ее домочадцы, и ее упекли в психушку; кто-то доказывал, что она сбежала с богатым любовником; третьи же говорили, что все это чушь собачья и на самом деле она присоединилась к какой-то секте. Единственной женщиной, которую Галя когда-либо видела в семье Давыденковых, была бабка Гены и Семы. Когда Галя была ребенком, Давыденчиха всегда сидела на скамейке у дома и казалась ей каким-то страшным доисторическим существом. Некоторые особенно суеверные ковтнюковцы верили в то, что она ведьма, и запрещали своим детям приближаться к ней, да и вообще к дому Давыденковых. Но ведьма давно уже отошла в мир иной, и теперь усмирять нетрезвого Михалыча, изводящего всех своими завываниями под аккордеон, и орущего на прохожих Шалого было некому. Гена же свои неудачные попытки как-то воздействовать на отца и брата забросил и позволял им быть самими собой.
Открыв калитку, Галя первым делом ощутила на себе оценивающий взгляд, а уже потом узнала Гену. Сам он принадлежал к числу тех людей, которые в течение жизни практически не меняются: каким был – невысоким, коренастым, темноволосым – таким и остался. Единственное, что изменилось, это возраст: как-никак было видно, что ему почти тридцатник.
– С новосельем, подруга!
– Спасибо… эм, друг… – с сомнением в голосе ответила Галя. Она уже поняла, что бесполезно объяснять людям, что нет никакого новоселья, и просто благодарила их за проявленную любезность.
– Че хмурая такая? Может, хоть чаем угостишь?
Не то чтобы Галя не привыкла к бесцеремонности земляков, но подобная наглость ее несколько озадачила. С другой стороны, именно сейчас ей бы не помешала мужская помощь, так что она быстро сообразила, что гость может быть полезен.
– Я тут не могу телевизор настроить, что-то с антенной, наверно. Если разберешься, то угощу.
– Да как нехуй делать, пойдем гляну, – не стесняясь в выражениях при даме, согласился Гена.
Гена, невзирая на печальный урок, который жизнь преподала его брату, не проявляя видимой осторожности, полез на крышу. Он потряс антенну, что-то покрутил, за что-то подергал, и телевизор заработал.
– Я ж говорил: как два пальца обоссать! – прокричал он с крыши. – Наливай чай.
И хоть чай быстро остыл, Гена пил его с такой скоростью, как если бы там был обжигающий язык кипяток. Все это время он хвалился своими умениями, цитировал людей, которые говорили, что у него золотые руки и вообще за что бы он ни брался, все делал на славу. Тактичностью Гена не отличался и на Галины намеки, что ему пора бы и честь знать, никак не реагировал.
– Если че понадобится, зови опять, – сказал он, наконец уходя, и окинул Галю все тем же неприкрыто оценивающим взглядом.
«Я тебя и так не звала», – подумала она, но произносить вслух свою мысль не стала.
– Пока, Ген.
И пусть ей от него ничего больше не понадобилось, и, соответственно, она его не звала, Гена стал приходить сам. То он решил спилить засохшее дерево у Гали в огороде, то покрасить ворота, то поменять смеситель на кухне. Отнекиваться было бесполезно: Гена шел напролом. Так он переделал все возможные дела, и находить повод для того, чтобы нагрянуть в дом Гали, становилось сложнее. Тогда Гена перешел к активному наступлению и начал заводить разговоры о личной жизни. Он с сочувствием относился к Гале, которой было «наверно, тяжко одной, без мужика»; вспоминал бывших, которые его боготворили, и не скупился на непрошенные подробности своей интимной жизни.
– И че ж ты тогда один, раз тебя женщины так любят? – забавляясь бахвальством Гены, спрашивала Галя.
– Вы, бабы, не цените мужиков. Вечно вам че-то не хватает, – жаловался несчастный.
Путем долгих усилий Гена добился своего и затащил Галю туда, куда мужчины обычно хотят затащить женщин. У нее и вправду давно никого не было, и она позволила Гене помочь ей «снять напряжение». Но, как она и подозревала, слова Гены слегка приукрашали действительность: размеры оказались менее впечатляющими, техника – более посредственной. К своему огорчению, она присоединилась к числу вечно разочаровывавших Гену женщин, которым чего-то не хватило.
– А разговоров-то было… Язык у него явно длиннее того, что надо, – резюмировала она случившееся для изнемогавшей от любопытства подруги.
Гену нисколько не обескуражило то, что Галя не выказала восторга. Она, по его мнению, просто не хотела его хвалить из-за своего скверного характера. Ее же последующие отказы от повторных сеансов по снятию напряжения были ему непонятны. Гена не допускал мысли, что сделал что-то не так; дело было однозначно в ней самой: видать, взбрело что-то в голову, хер там разберешь, баба же. Особой печали по этому поводу он не испытывал и стабильно, где-то раз в месяц, напоминал Гале о своем предложении. Получая отрицательный ответ, Гена вздыхал и брался хоть в чем-нибудь ей помочь по хозяйству – здесь отказов он не принимал.
Той осенью Галя пошла работать в магазин: оттуда уволилась ночная сменщица, Лариса. Она стояла у истоков «Сказки» и была первой нанятой продавщицей. У нее произошел конфликт с Анатолием Степанычем, который, несмотря на почтенный возраст и наличие супруги, был человеком активным и любвеобильным. Говорили, что он проявил к ней недопустимый интерес, и она его отвергла, после чего дальнейшее сотрудничество оказалось невозможным. Но Гале, наслышанной о похождениях старика, показалось странным, что за годы работы это произошло только теперь.