Гезат
Шрифт:
У подножия мыса сделали привал. Надо было дождаться восхода луны и разведать дорогу дальше. Я еще раз проинструктировал воинов, объяснил каждому его задачу. Нас намного меньше, чем врагов, поэтому наше главное оружие — внезапность и молчание. Если пираты примут нас за нечистую силу, мы победим быстрее и легче. К тому же, стрелкам будет по чему ориентироваться в темноте. Орет — значит, враг.
Луна была ущербная, доживавшая последние дни. Нам и не нужна была слишком яркая. Я опасался, что возле мыса море будет глубоким, придется обходить по лесу, но оказалось, что от воды его отделяла полоса мелкой гальки, которая гнусно скрипела под ногами. Мы преодолели ее поодиночке, держа интервал
По другую сторону мыса сделали еще один привал, подождали, прислушиваясь. Во вражеском лагере было тихо. Шесть галер стояли, вытянутые носами на берег, а напротив каждой, метрах в ста от воды, спал экипаж.
Первыми выступили стрелки. Им надо было пройти большее расстояние, обогнуть спящих пиратов, чтобы обстреливать со стороны суши. Они шли налегке, без щитов, шумели мало. Минут через пятнадцать двинулись одной шеренгой легионеры. Шли параллельно берегу моря на расстоянии метр друг от друга, чтобы не ударялись щитами. Все равно время от времени слышались глухие удары. Людям свойственно сбиваться в кучу в темноте и перед опасностью. Я шагал крайним слева, ближе всех к морю. В левой руке держал кавалерийский щит, в правой — саблю.
Бой начала середина шеренги легионеров. Они первыми наткнулись на спящих пиратов и принялись орудовать пилумами. Кто-то громко вскрикнул, потом еще один, а третий заорал истошно, захлебнувшись, судя по бульканью, собственной кровью. Я сразу прибавил шаг и взял правее, чтобы выйти к тому месту, где спали пираты со второй галеры. Они уже зашевелились, разбуженные, но еще не понимали, что происходит. Я принялся молча рубить ближних, которые вставали, чтобы посмотреть, что происходит неподалеку. Спросонья трудно быть героем, поэтому те, кто был от меня дальше и соображал быстрее, подрывались и, позабыв об оружии и других пожитках, улепетывали от нас на запад, топчась по спящим и налетая на встававших соратников. В придачу из темноты в пиратов летели стрелы, выпущенные нашими лучниками, что создавало еще больше неразберихи.
Я шел вперед и рубил всех, кто попадался на пути или пробегал мимо. О сопротивлении не было и речи. Судя по крикам, нас таки сочли ночными злыми духами, сражаться с которыми бессмысленно и даже глупо. Вскоре впереди меня не осталось никого. Уцелевшие пираты, продолжая орать испуганно, убегали вдоль берега моря. Топот их был похож на тот, что издает большая отара баранов. Вслед им какое-то время летели стрелы, судя по вскрикам раненых. Затем топот и крики затихли, словно растворились в темноте.
Не знаю, как долго длился этот бой. Мне показалось, что всего несколько минут, может быть, десять или пятнадцать, вряд ли больше. Зато пиратов мы накрошили много. Часа через два, когда начало светать, насчитали только возле галер почти две сотни трупов. Еще десятка два валялись на берегу моря в той стороне, куда удрали уцелевшие. Среди моих подчиненных было всего два раненых, причем один получил стрелу от своего. По закону подлости попала она в живот, и раненый умер по пути в Тарс.
Собранные на берегу трофеи мы сложили в одну из захваченных галер, самую новую из трех больших, тридцатишестивесельных. Вторую такую же, но чуть старее, взяли на буксир. Остальные четыре пришлось сжечь, потому что грести на них некому было, а буксировка более двух галер сильно замедлила бы нас. Я не отметал вариант, что пираты справятся
Если первая наша удача показалась случайностью жителям Тарса и особенно его судовладельцам, то вторая закрепила за нами репутацию грозы пиратов. Справиться в одиночку с шестью галерами — это тянуло на миф. Наверняка жители города будут долго рассказывать своим потомкам о временах, когда римляне творили такие чудеса.
На этот раз продавать захваченные галеры мы не стали. Сделаем это после окончания сезона охоты на пиратов и поделим вырученное между теми, кто их захватил. Из последнего случая я сделал вывод, что не всегда нам будет так везти, что надо иметь больше сил. Три галеры справились бы с пиратами на море, не пришлось бы удирать и потом нападать ночью. Набрать экипажи на две не составило труда. Особенно много желающих было среди легионеров. Чем сидеть бестолку в каструме, лучше прошвырнуться по морю и вернуться с богатыми трофеями.
Тарские купцы, вдохновленные нашими победами и собственной жадностью, упросили Марка Туллия Цицерона, чтобы приказал мне сопроводить их караван, направлявшийся в Египет. В Киликии, как и в прошлом году, весна и начало лета выдались засушливыми. Если в ближайшие дни не пройдут дожди, урожай зерновых будет слабым, что грозит голодом и беспорядками. Надо было привезти зерно из Египта, как можно больше и быстрее. Купцы хотели, чтобы я сопроводил их туда и обратно, но я указал проконсулу, что тогда побережье Киликии останется без охраны. Сошлись на трех переходах. После чего три галеры под моим командованием отправились патрулировать у средиземноморского берега полуострова Малая Азия.
Видимо, наши победы впечатлили не только купцов, но и пиратов, потому что не встретили ни одного. Две недели мы шли на запад вдоль берега, но никто не осмелился напасть на нас. Кстати, проходили мимо Аланьи и Антальи — будущих курортных мекк русских и немецких туристов. Первая сейчас называется Коракесионом и является довольно крупным городом, который до недавнего времени был столицей средиземноморских пиратов. Потом сюда наведался Гней Помпей и где-то неподалеку в морской битве разгромил их, после чего многих уцелевших взял на службу в римский флот. Вторая носит название Атталия в честь пергамского царя, которому когда-то давно принадлежала. Тоже довольно большой город по меркам этой эпохи. Мы простояли в нем пару дней, отдохнули, отоварились. Здесь делают хорошие шерстные ткани.
Я уже собирался отправиться в обратный путь и доложить проконсулу, что поставленная им задачу выполнена, но по пути на городской рынок, где собирался отовариться на дорогу, меня перехватил унылый грек с длинным носом и бородой. Обычно я сразу посылаю таких типов, потому что по большей части это или мошенники, или, что, как по мне, одно и то же, попрошайки. Этому сделал исключение, потому что впервые в жизни видел унылого грека. То есть, они, конечно, тоже иногда впадают в это отрезвляющее состояние, способствующее приближению самооценки к реальности, однако не на людях и ненадолго.
— Говори коротко, — сразу предупредил я, продолжая идти к рынку.
— Я слышал, господин охотится за пиратами. Могу показать, где найти этих разбойников, — сказал он. — Больше никто не сделает это, все боятся их.
— Давай угадаю, — произнес я. — Они тебя ограбили?
— И не только меня. От них страдает торговля по всему побережью, — пожаловался грек уныло.
— Что ты хочешь за это? — поинтересовался я.
— На захваченной ими галере был мой груз — кожи из Коракесиона на восемьсот денариев, — сообщил он.