Глубынь-городок. Заноза
Шрифт:
— Эгей, пастух! — негромко позвал Синекаев, озираясь.
Бык поднял голову, мутно взглянул на пришельцев и снова наклонил морду.
— Опять, наверно, какой-нибудь придурок пасет, — пробормотал Синекаев, и по лицу его разлилось
выражение досадливой энергии. Он прибавил шагу.
Эта проклятая деревенская традиция, которую он ломал, но еще не доломал, когда к пастухам
относились, как к черной кости, и определяли на эту должность самых завалящих и никчемных, сейчас стала
как бы основным противником, с которым Синекаев собирался скрестить свою волю. Он решил сделать пастуха
первой фигурой в деревне — и сделает! Павел не сомневался в этом. Ведь молоко не только на языке у коровы и
в руках доярки, но и в ногах пастуха. В тех колхозах, где они уже побывали, Кирилл Андреевич помогал
отбирать кандидатов, коммунистов и комсомольцев, сам сидел с ними на семинарах, словно не расставался
сызмальства с кнутом и рожком! Добивался круглосуточной пастьбы в две смены (насчет одной пары — парня и
девки — сельчане сомневались: как бы чего не вышло?), а все свое бюро и райкомовский актив откомандировал
на пять суток в луга к лучшим пастухам (мастера этого дела тотчас отыскались и были подняты на щит). Там
райкомовцы проходили ускоренное обучение, прежде чем самим разъехаться по колхозам и внедрять передовые
методы. Даже Павел уже неплохо разбирался в таких терминах, как загонно-клеточная пастьба, пастьба из-под
ноги, подсоливание, зеленая подкормка.
— Я тут, — отозвался кто-то не больно милостиво, и под кустом зашевелился нагольный полушубок.
Пастух приподнялся, но не встал, и Синекаев с Павлом подошли к нему сами.
— Пастух спит, стадо дремлет? — ядовито произнес Синекаев, пытаясь разглядеть его в тени крушины.
— Да, вот видишь, такая история, — охотно ответил тот. (Строй его речи показался знакомым Павлу.) —
Ногу наколол. Думал — обомнется, а она пухнет и пухнет. Жду смены. Ничего, лужок большой, покормятся
буренки до солнышка.
— А Малахаев знает, что вы больны?
Пастух изумился:
— На кой же мне Малахаев? Мы — чапаевцы. Сбруянов у нас. А вы, видно, заблудились, товарищ
секретарь?
Багровая краска поползла по скулам Синекаева: предметом его особой гордости было то, что он
безошибочно знал все и пахотные и бросовые угодья района, лужки, перелески, чуть ли не лесные тропы,
границы же колхозов подавно!
— Фу черт! Ведь от Лузятни идем, — сознался он смущенно. — Сколько же мы крюку отмахали по
холодку с тобой, Павел Владимирович?
Он приглашал его разделить потешную ошибку.
— Тут у нас клин, — снисходительно объяснил пастух. — Лузятня-то и выходит ближе, чем
Сырокоренье. Вы небось все влево, влево подавались?
Сконфуженный Синекаев поддакивал. Он вызвался сам сходить с котелком к ручью, пока Павел и пастух
раскладывали костерок.
— А ты так и не приехал на большую воду рыбачить, — попенял вдруг тот Павлу совсем по-приятельски,
и Павел сразу вспомнил свои первые дни в Сердоболе, встречу на дороге, рассказ про перевыборы председателя
и… попадью!
— Как же ваша фамилия? — спросил Синекаев, опять несколько озадаченный тем, что Теплов, пришлый
человек, видимо, знает этого мужика, а он нет.
Тот усмехнулся странно:
— Федищев.
— Это… Феоны Филатовны?
— Вот именно, муж. Такая история.
Синекаев вдруг расхохотался самым чистосердечным образом. У него был такой дар, сразу
располагавший к нему людей, и он знал это, но, как человек расчетливый, пользовался своим свойством
умеренно, не разбрасываясь, только в определенную, нужную минуту.
— Ну, — сказал он сейчас, лукавя глаза с необыкновенной щедростью, — рассказывайте же, как вы это
придумали: жена доярка, героиня труда, а муж-пастух. Комплексная бригада?
— Вот именно, — повторил Федищев, полный снисхождения к знаменитой жене. — Слабый пол,
приходится поддерживать.
— Вы что же, и раньше пастушеством занимались?
— Мальчишкой гонял в ночное.
Синекаев обрадовался еще пуще.
— Значит, только сейчас пошли, когда мы, — он поправился, — партия призвала область к подъему?
Федищев этого не отрицал.
— Конечно, не найдешь такого дурака, который отказался бы от лишних двух литров, — рассудительно
сказал он. — Наемному пастуху что? Лишь бы стадо в целости пригнать. А нам от удоев прогрессивка идет.
Сменщик мой теперь с блокнотом возле каждой бурены стоит: не убавила ли за ночь? Такая история!
Синекаев смотрел на Федищева почти с обожанием.
— Вот тебе материал, — сказал он с торжеством, оборотясь к Павлу. — Вот тебе, редактор, сегодняшний
день!
16
На исходе той же недели Синекаев столкнулся с Тамарой. Она только что поскандалила с Гвоздевым и,
после того как он полчаса смотрел на нее, как на пустое место, вышла из правления разобиженная, с
пылающими щеками. Речь шла о зеленой подкормке, которую тогда начали настойчиво пропагандировать.
Конечно, знали такой способ и прежде, но велика разница — бросить корове в ясли в кои-то веки охапку
потоптанного гороха или ввести точный, правильный зеленый конвейер! Тамара только что видела волшебную
силу этого конвейера в другом районе и, как каждый новообращенный, стремилась убедить остальных.