Гнёт ее заботы
Шрифт:
Шелли написал Мэри еще до того, как покинул Венецию и попросил ее как можно скорее приехать вместе с детьми на виллу Байрона, выстроенную на вершине холма, неподалеку от расположенного внутри страны городка Эсте [229] , где он будет их ожидать. В письме ему пришлось избегать прямых объяснений, так как он не мог сообщить ей, особенно через подконтрольную австрийцам почту, что собирается как-нибудь темной ночью перевезти всю семью на северо-запад в Венецию, разбудить ослепших Грай и выскользнуть на свободу из сетей внимания вампиров-нефелимов, а затем навсегда спастись бегством в западное полушарие.
229
Эсте (Este) -
Мэри с детьми прибыли на виллу Байрона двенадцатью днями позже, пятого сентября, и Мэри настояла на том, чтобы просто отдохнуть здесь неделю-другую, расслабляясь в садах виллы, которая была выстроена на месте уничтоженного французами монастыря Капуцинов. Байрон как-то сказал Шелли, что освященная земля может обладать определенными защитными свойствами.
Дети, казалось, были счастливы отдохнуть после путешествия, и Шелли решил, что несколько дней отдыха им не повредят.
Он обнаружил, что здесь ему необычайно легко писалось; он начал переводить греческую классику, и к этому времени заканчивал перевод Прометея Прикованного– трагедии Эсхила - и подумывал уже было о том, чтобы написать последнюю часть этой незавершенной античной трилогии.
Он писал во время долгих жарких дней, в продуваемом легким ветерком летнем домике, до которого можно было добраться, выйдя через заднюю дверь главного здания и пройдя через тенистый переход, образованный шпалерами, густо опутанными виноградными лозами. По ночам он часто приходил сюда, чтобы посмотреть на летучих мышей, беспорядочно снующих перед зубчатыми стенами стоявшей когда-то в Эсте, а ныне разрушенной средневековой крепости. Временами он обращал лицо к югу, где, отделенный от него ста двадцатью милями, протянулся горбатый хребет Апеннин.
Апеннины господствовали в юго-восточном углу неба, когда они с Мэри и детьми жили недавно поблизости от Ливорно, находящегося на противоположном берегу острова, и их серые пики завораживали его тогда также, как и сейчас. Он написал отрывок поэмы, пока жил там, и теперь по ночам часто вспоминал его, вглядываясь в южном направлении на горы, высящиеся над обвалившимися монастырскими стенами:
The Apennine in the light of day
Is a mighty mountain dim and gray,
Which between the earth and sky doth lay;
But when night comes, a chaos dread
On the dim starlight then is spread,
And the Apennine walks abroad with the storm,
Shrouding…
При свете солнца Апеннины
Простерты над подземным миром,
К небесным кручам возносясь
В своем величии унылом.
Но ночь ступает, ожил мрак,
В их твердых каменных чертах,
И в тусклом свете звезд ночных
Они вселяют страх.
В грозы объятьях громовых
Скрывают горы…
Он так и не продолжил поэму дальше, так как не был уверен, что могли скрывать горы.
Когда это случилось, заканчивался уже восемнадцатый день, проведенный ими на вилле. Тогда, после полудня, в последний понедельник месяца, случилось сразу два происшествия, убедивших Шелли, что ему следует как можно скорее доставить семью в Венецию.
Облака хмурой пеленой затянули долину По [230] , и свет к четырем часам сделался тяжелым и тусклым. Грозовые облака на юге клубились и сбивались в громадные тучи, словно
230
Po - По - река в северной Италии. Самая длинная река в Италии, берущая начало в Котских Альпах близ границы с Францией и впадающая в 668 километрах к востоку в Адриатическое море.
«Еще в пыли не скрылся Вавилон, - обнаружил он выводящим себя, -
Мой мертвый сын, мой Магус Зороастр [231] ,
В саду гуляя, встретил образ свой»…
Подняв на мгновенье взгляд, Шелли увидел фигуру, гуляющую по саду позади душимой виноградными лозами решетки, силуэт на фоне далекой серой груды облаков и возвышающихся вдали Апеннин.
На миг ему показалось, что это был он сам, но затем, когда фигура вышла из-за зелени, он увидел, что она была гораздо ниже - была, на самом деле, его маленькой дочерью Кларой.
231
Magus Zoroaster - Кудесник Зороастр.
Эта почти несомненная связь между тем, что происходило в его голове и тем, что происходило снаружи, на мгновенье испугала его, поэтому, с нескрываемым облегчением, он окликнул Клару и, оттолкнув кресло, вскочил на ноги, протягивая руки, чтобы ее подхватить.
Но она не двинулась с места. В холодном металлическом свете она одарила его улыбкой, от которой мгновенно улетучилось все его облегчение, а затем снова скрылась за зеленой стеной.
Сердце встревожено колотилось в его груди, но он уже протянул руку к ведущей в сад двери, когда услышал позади знакомые шаги, отдающиеся эхом в забранном решеткой переходе, идущем от дома.
Радуясь внезапному поводу, чтобы отложить поход в сад, он обернулся и отворил ведущую к дому дверь, и увидел Мэри, направляющуюся к нему с Кларой на руках.
– Обед готов, Перси, - сказала Мэри, - и тебе пришло письмо от Байрона.
Медленно повернувшись, он снова посмотрел в сад. Ему показалось, что позади решетки он уловил какое-то промелькнувшее движение, но он повернулся к нему спиной, обнял Мэри и с испугавшей ее поспешностью повел ее обратно в дом.
«Куда ты пропал?
– спрашивал в письме Байрон.
– Мне сообщили, что наш человек уже почти здесь, а - Аппарат– в Местре, по ту сторону лагуны. И если сделать это суждено, тогда пускай все совершится быстро [232] . Отправляйся немедленно в Падую, если все еще не остыл к нашей затее, - и придумай какие-нибудь извинения - а я напишу тебе туда и скажу, не опоздали ли мы. А теперь уничтожьписьмо».
232
Macbeth: «If it were done when 'tis done, then 'twere well It were done quickly». Макбет: «О, если б только был конец концом. Все кончить мы тогда могли бы разом». (В. Шекспир, «Макбет», акт I, сцена 7).