Гнёт ее заботы
Шрифт:
… Чахотка эта - болезнь чрезвычайно неравнодушная к
людям пишущим такие прекрасные стихи, какие выходят
у вас… Не думаю, что молодые и симпатичные поэты
достаточно преданны, чтобы удовлетворить ее вкусам;
их узы с Музами недостаточно крепки для подобного результата…
—Перси Биши Шелли,
к Джону Китсу, 27 Июля 1820
Я опасаюсь все больше, что есть что-то,
что влияет на его разум - по крайней мере,
так это мне представляется - он также чувствует,
что живет сейчас за счет кого-то другого
или что-то в этом роде.
—Доктор Джеймс Кларк, лечащий врач Китса в Риме
Напиши Джорджу, как только получишь это письмо,
и расскажи ему, как обстоят мои дела, думаю тебе все понятно;
и еще напиши пару строк моей сестре - которая разгуливает
по моему воображению словно призрак - совсем как когда-то Том.
Не знаю, что еще сказать на прощанье.
Я так и не научился откланиваться.
— Джон Китс,
к Чарльзу Брауну, 30 Ноября 1820 [251]
Здесь лежит тот, чье имя - надпись на воде.
— Джон Китс,
эпитафия самому себе
Даже в этот зябкий день на площади Испании [252] было множество художников, главным образом Английских туристов. Они установили мольберты у подножия широких мраморных ступеней, террасой сбегающих по холму Пинчо [253] от близнецов-колоколен церкви Тринита дей Монти [254] . Майкл Кроуфорд шагал через пьяцца, направляясь к крытому черепицей дому номер 26, где он снимал жилье. Его ботинки разбрасывали кучи маленьких желтых скорлупок, что покрывали мостовую везде, где собирались низшие слои Римского общества, и он с кислой улыбкой поглядывал на бездельников уплетающих тарелки тушеных бобов, которые и были избавлены от этой шелухи.
251
Последнее письмо Джона Китса к Чарльзу Брауну, 30 Ноября 1820. Джордж - живой к тому времени брат Китса. Том - брат Китса, умерший несколькими годами ранее.
252
Piazza di Spagna - Пьяцца ди Спанья - площадь Испании - была названа по имени дворца Испании, или Палаццо Спанья (1622), бывшего резиденцией испанского посла в Риме.
253
Пинчо (итал. Pincio, лат. Pincins, англ. Pincian Hill) - римский холм. С холма, который долгое время служил центром французской общины Рима, открывается вид на Марсово поле. С вершины устроены два монументальных спуска, один из которых ведет с площадки Наполеона на пьяцца дель Пополо, а второй еще более пышный, именуемый Испанской лестницей - от французской церкви Тринита Дей Монти к площади Испании.
254
Trinita dei Monte - Тринита дей Монти - церковь на вершине Испанской лестницы, неподалеку от площади Испании. Построена в 1502 - 1585 годах для короля Франции Людовика XII. В комплекс храма входят две парные кампаниллы. Кампанила (в итал. архитектуре Средних веков и эпохи Возрождения стоящая отдельно от храма колокольня в виде четырёхгранной, реже круглой, башни).
Собственно говоря, попрошайками они не были - они стояли здесь в надежде, что их попросят позировать для картин. Для того, чтобы выпросить такую работу, они любили принимать, словно бы случайно, позы, которые по их разумению были для этого наиболее подходящими: вот, опирающийся о лестничный карниз бородатый юноша с ввалившимися щеками, возведший очи к небу и что-то бормочущий про себя, очевидно, он надеется, что его попросят изображать какого-нибудь страдающего святого или, быть может, даже самого Иисуса Христа; а выше, возле фонтана Бернини [255] , женщина в голубом платке прижимает к груди младенца и выводит свободной рукой блаженно благородные жесты. Погода, очевидно, была слишком холодной, чтобы сюда заявился погреться на солнышке кто-нибудь из представителей dolce far niente,этой «сладостное ничегонеделание» жизни, но святые и мадонны, и даже целые Святые Семейства, все равно стояли дрожащими группками вдоль отлогих серых пролетов лестницы.
255
Фонтан Баркачча, баркас, лодочка (Fontana della Barcaccia) - фонтан на площади Испании выполненный Пьетро Бернини, отцом знаменитого скульптора и архитектора Джованни Лоренцо Бернини. Название фонтан получил благодаря своей форме полузатопленной лодки и установлен в память о случившемся в 1598 году наводнении, когда на затопленной площади села на мель лодка.
На мгновение Кроуфорда охватило необъяснимое искушение бросить сумку и затесаться в ряды «святых», просто чтобы узнать, когда художник, наконец, попросит его позировать, какого героя он, по его мнению, представляет. Гиппократа? Отравителя Медичи?
Поборов минутный порыв, он ускорил шаг, так как даже в Риме зима может быть беспощадной к жертвам чахотки, а мужчина, которого ему предстояло осмотреть, был предположительно на последней стадии этой болезни; а его сиделка, для которой Кроуфорду дали какое-то лекарство, лежавшее теперь в пузырьке в кармане пальто, по всей видимости, страдала от нервного расстройства, которое делало ее опасной как для самой себя, так и для ее пациента.
Хотя поступь Кроуфорда была все еще легка, и ему едва стукнуло сорок лет, волосы его были почти полностью седыми. К этому времени он уже два года снова работал как доктор, главным образом по найму на человека по имени Вернер фон Аргау, и гонорары свои он отрабатывал сполна. В течение последних двадцати шести месяцев ему пришлось объехать всю Европу. И сейчас он был рад снова вернуться в Рим.
Он встретил фон Аргау в Венеции зимой 1818-го. Кроуфорд, почти нищий в те дни, допоздна засиделся, напиваясь при свете лампы в маленьком кафе, прилепившемся к каналу, когда раздавшийся поблизости пронзительный вскрик и лязганье скрещенных шпаг заставили его вскочить на ноги. И, когда он отбросил выпивку и стремительно преодолел дюжину ярдов по берегу канала, он наткнулся на юношу, растянувшегося на древней мостовой возле выроненного меча, в промокшей от крови рубашке.
Сквозь затихающую барабанную дробь улепетывающих шагов Кроуфорд услышал скрежещущее дыхание юноши, так что он опустился на колени, и, используя меч, соорудил повязку из шелкового жакета жертвы и плотно завязал ее вокруг раны на животе. Затем Кроуфорд бросился обратно в кафе и нашел помощников, чтобы дотащить туда полубессознательное тело, и, когда они аккуратно положили юношу на полу возле одного из столов, он сшил края раны с помощью шпильки и кухонной бечевы.
Юноша пришел в сознание, когда Кроуфорд и несколько добровольцев доставляли его на лодке в ближайшую больницу, и, когда узнал, кто наложил ему шов, слабой рукой извлек из кармана кошелек и настоял на том, чтобы Кроуфорд его взял; и, когда Кроуфорд заглянул в него позже этим вечером, в кошельке оказалась дюжина золотых луидоров.
Собираясь бережливо использовать эти деньги, Кроуфорд потратил немного на дешевую комнату и тарелку горячих, отдающих несвежим маслом, макарон, но на следующее утро в его дверь постучал посыльный и позвал его в больницу. Кроуфорд так никогда и не узнал, каким образом посыльному удалось его разыскать.
К изумлению Кроуфорда юноша, которого он зашил минувшей ночью, бодрый и полный сил, лучась улыбкой, восседал на больничной кровати; и когда Кроуфорд неловко стал благодарить его за деньги, юноша прервал его излияния и сказал, что никакие деньги не смогут оплатить его долг перед Кроуфордом за то, что он спас его жизнь - и что он готов предложить ему работу, если, конечно, Кроуфорду она нужна.
Кроуфорд опустил взгляд на свою поношенную одежду, затем взглянул на юношу и с кривой улыбкой и спросил, что за работу он может ему предложить.
Юноша оказался Вернером фон Аргау, состоятельным филантропом, покровителем изящных искусств. Он объяснил Кроуфорду, что не только спонсируетхудожников, музыкантов, политиков и религиозных лидеров, но и предоставляет им также наилучший медицинский уход, когда они в нем нуждаются, и спросил Кроуфорда, не хотел бы он поработать на него в качестве хирурга, так как его навыки в этой сфере, очевидно, весьма высоки.
Кроуфорд ответил, что может законно заниматься только ветеринарной практикой и не достиг в этом успеха - собственно, и в Венецию он прибыл лишь для того, чтобы попробовать занять денег у знакомого, которого не видел уже пару лет, и спускал минувшим вечером в кафе последние сбережения лишь потому, что расстался с тем знакомым в напряженных отношениях и хотел заглушить гордость спиртным, прежде чем обратиться к нему с просьбой.
Фон Аргау заверил Кроуфорда, что навыки его были превосходными, к тому же он снабдит его безупречными фальшивыми разрешениями, и - поскольку фон Аргау будет обращаться к нему довольно нечасто - он вполне сможет, если захочет, устроиться где-нибудь на постоянную работу, в любой области, в которой ему хотелось бы преуспеть.