Гнёт ее заботы
Шрифт:
Он оглянулся назад - и от увиденного его волосы встали дыбом. Это было невозможно, но он увидел, как пролитая кровь быстро скользит через площадь от одной колонны к другой, по горизонтали, словно бы целая площадь наклонилась в ту сторону; а затем, когда он шагнул в сторону чтобы рассмотреть это получше, кровь устремилась в обратном направлении, к колонне, возле которой она была пролита.
Звезды в небе, казалось, тоже медленно куда-то сползали, и, когда Шелли повернулся чтобы забраться в гондолу, он заметил, что отбрасываемые пожаром тени имели необычайно резко очерченные края, без размытости.
Шелли чувствовал, что на
– Это колонны, - хрипло сказал Байрон, толкая его в гондолу.
– Они - очевидно, зачарованы тобой.
Когда Шелли забрался внутрь и сел, Аллегра незаметно отодвинулась от него к носу гондолы, и на мучительный миг ему показалось, что она ненавидит его за то, как он обошелся с телом Клары; но затем она спрятала лицо за диванной подушкой и приглушенным голосом пискнула, «Почему этот глаз так строго глядит на тебя, дядя Перси?» - и он с облегчением понял, что она всего лишь хотела оказаться подальше от объекта, на который было устремлено подавляющее внимание Грай.
И они, в самом деле, пристально на него взирали,он чувствовал на себе их жгучий интерес. Сердце учащенно билось в груди, словно ему приходилось выполнять дополнительную работу, толкая кровь против направленного на него внимания.
Байрон отвязал причальные тросы и запрыгнул в лодку.
Тито, орудуя веслом, поспешно отчалил от фондамента.Вода была покрыта необъяснимой рябью ,хотя небо очистилось от туч уже несколько часов назад и сияло словно наколотыми на нем звездами. Шелли снова почудилось, что звезды двинулись в небе, ощутимо покачиваясь, словно игрушечные кораблики на поверхности покрытого рябью пруда. Он наклонился над бортом и отбросил вспотевшие волосы со лба, чтобы увидеть, что происходит в канале.
Что-то тяжело плескало в воде в пятидесяти ярдах от них, перед церковью Санта Мария делла Салюте, и мелкие брызги тускло мерцали в звездном свете - Тито громко и несвойственно ему молился, изо всех сил налегая на весло - а затем на мгновение что-то громадное показалось из воды, что-то сделанное из камня, но живое, и его грубая голова с бородой из морских водорослей, покрытая коркой наростов, казалось, с пристальным вниманием была обращена к ослепительно освещенной пьяцца, а затем, спустя миг, оно с плеском обрушилось обратно в воду и пропало из виду.
Давящее чувство, что на него взирает что-то вселенского масштаба, улетучилось из груди Шелли.
– Это третья колонна, - хрипло сказал Байрон.
– Та самая, которую уронили в канал в двенадцатом веке. Мы пробудили и ее тоже. Он с каким-то священным ужасом посмотрел на Шелли.
– Думаю, даже онагорит желанием посмотреть на тебя.
Шелли был рад, что заслонил от Аллегры этот зрелище - она и так уже увидела слишком многое в эту ночь - и попытался, как мог, расправить узкие плечи, чтобы не позволить ей увидеть больше; но вода, казалось, успокаивалась, и существо больше не появлялось.
Вскоре церковь Сан-Витале [250] заслонила от глаз опасное место, и он позволил себе немного расслабиться. Он с тревогой посмотрел на Аллегру. Она выглядела спокойной, но это его не убедило.
Он недолго оставался в Палаццо Мочениго.
Там он снял доспехи с поруганного тела Клары - а затем одолжил инструменты у сотрясаемого дрожью Байрона, который даже не спросил, зачем и даже не взглянул на него, когда их протягивал - прежде чем подать знак гондоле, в которой вернулся в гостиницу, где его дожидались Мэри и Клэр.
250
Базилика Сан-Витале (итал. Basilica di San Vitale) - раннехристианская базилика в Равенне, важнейший памятник Византийского искусства в Западной Европе. Базилика была заложена в 527 году равеннским епископом Экклесием. Храм был освящен в честь раннехристианского мученика святого Виталия Миланского. Базилика знаменита совершенством своих мозаик.
Шелли направился вниз по холму, освещенному утренним солнцем, туда, где стояли Мэри и Клэр. Крошечный гроб уже опустили в могилу, и священник окроплял святой водой разверстый земляной зев. Слишком мало и слишком поздно, подумал Шелли.
«Прощай, Клара. Надеюсь, ты не в обиде за то последнее, что я для тебя сделал - тот чудовищный прощальный подарок, который я вручил тебе незадолго до рассвета, после того как мы вернулись в гостиницу, и все, кроме нас с тобой, отправились спать».
«Неужели я и вправду настолько задержался в Эсте, и позволил этому случиться с моим ребенком, просто потому что поэзияполилась из меня вдохновенным ключом? Неужели я так же повинен в возведенной на себя слепоте, как и Байрон, который самодовольно не желает замечать явную связь между своей любовницей Маргаритой Когни и тем, что он сейчас пишет»?
«Может быть, - подумал он.
– Может быть, если бы я выбросился из гондолы по пути из Фузины в Венецию, когда Клара была все еще жива - а затем утопился, хоть и с таким опозданием - моя чудовищная сестра погибла бы тоже, и Кларе не пришлось умирать. Хотя вряд ли, к тому времени она уже была укушена».
Он снова взглянул на ободранную левую руку.
Когда прошлой ночью он крадучись спустился в гостиную, где хозяин сказал им поставить гроб, тот был закрыт. Но Шелли приподнял крышку и взял маленькое холодное запястье Клары в свою руку. Пульс отсутствовал, но он ощущал дремлющую в ней жизненную силу и знал какое «восстание из мертвых» ей уготовано, если он не примет известной с давних пор меры предосторожности.
И это не заняло у него много времени, несмотря на охватившую его дрожь и слезы, застилающие глаза.
Кода он закончил, он закрыл гроб снова, и, несмотря на все свое неверие, помолился, любой благой силе, которая могла его слышать, чтобы никто его не открывал - или, по крайней мере, никто, кто не знает об истинах, лежащих за суевериями.
Он выбросил одолженный у Байрона молоток в канал; деревянный кол, который разодрал его руки, а затем еще более ужасно разворотил маленькое тело Клары, остался торчать забитым ей в грудь.
ИНТЕРЛЮДИЯ 2: Февраль 1821