Golden Age
Шрифт:
Рабадаш усмехнулся, замечая, как хмурится государь Нарнии. Культуры двух стран враждовали так же сильно, как и вторые в них лица, Эдмунд и сам царевич. Аслан, в которого верили нарнийцы, символизировал жизнь, радость и свет. Богиня Таш, которой поклонялись тархистанцы, требовала человеческих жертв и кровавых ритуалов. Питера брала дрожь при одной мысли, что можно творить такие зверства под предлогом веры, но с другой религией не поспоришь, а как известно, войны на ее почве беспощадны и яростны донельзя. С этим приходилось мириться… Но сейчас царевич любезно ознакомил его с одним из элементов своей богатой культуры. Парень помолчал, дав государю время свыкнуться с услышанным, и закончил:
– Так что обречен помощник Таш сгорать в огне своей жестокости. Но порой отчаяние и ярость берут верх над страхом смерти, и поднимается он к поверхности вод, беря свою кровавую дань.
– Но как ему это удается? – прищурился Питер. – Если ваша богиня запретила ему убивать?
– Никто не ведает, какую лазейку в древней магии отыскал этот бес, - без тени ухмылки ответил Рабадаш. – Но некоторые мудрецы говорят, что убивать можно не только своими, но и чужими руками
– Это все, конечно, увлекательно, но разве вы сами верите в эту легенду? Раз отправились в плавание и присоединились ко мне?
– Мы лишь хотим узнать судьбу наших соотечественников и, если она печальна, обходить те территории стороной. Хотя теперь, встретив самого государя… – царевич поднял на Питера лукавые черные глаза. – Ваш брат заявлял, что Нарния часто преподносит сюрпризы. Вам уже удавалось победить древнее зло. Может быть, и эта напасть для Вас окажется по силам?
– Ты хочешь, чтобы я расправился с демоном, что служил твоей богине, Рабадаш? – холодно осведомился Питер. – Не много ли ты на меня взваливаешь чести? Хочешь Нарнию под удар подставить? Или ты так расписываешься в собственном бессилии?
– В тех краях пролегает множество торговых путей. Это выгодно для обеих сторон. Я помогу, если потребуется, - ответил южанин, не отведя взгляда. Кажется, он говорил честно. – Когда еще нарнийский лев будет в такой ярости, пред которой содрогнется любое зло?
«И которую ему придает потеря близких, ты хотел сказать!» - гневно сверкнул глазами Питер. Действительно, использовать его горе для своего благополучия – очень выгодно и ловко со стороны Тархистана, хотя чего еще от них ждать?.. Мысль о том, что Эдмунд и Люси могут быть давно мертвы, мучила Верховного короля, сжимала сердце безжалостной хваткой, грозя и вовсе раздавить. Если для того, чтобы спасти их, потребуется сразить древнее чудовище, он сделает это и Аслан ему, без сомнений, в том поможет! Если слишком поздно… Тварь не уйдет от расплаты. Его долг как государя – расправиться с ней и не позволить более морякам страшиться тех мест. Но как больно было думать о том, что ребята могли умереть! Питер не желал в это верить и понял, почему Эдмунд так недолюбливал… Нет, недолюбливает Рабадаша! Царевич, несмотря на кажущуюся прямолинейность и вспыльчивость, был весьма умен и намеками ранил не хуже, чем своим кривым мечом.
– И Таш не разъярится на тебя за такую дерзость? – процедил Питер. – За то, что ты покусился на ее слугу?
– Так он все равно в ссылке и вредит ее почитателям. Я смею надеяться, что богиня посчитает эту миссию священной и будет помогать нам. Так что, государь Нарнии? Будем ли мы при необходимости действовать заодно?
– При необходимости – да, но не забывай, - Питер пристально посмотрел на царевича, – моя главная цель – найти Эдмунда и Люси, а не сражаться с мифическими чудовищами.
На этом разговор и закончился. Питер старался сохранять спокойствие и трезвое мышление, без которого поиски станут беспорядочными, лихорадочными и привнесут только больше суеты и запутанности. Этому немало способствовало то, что Рабадаш так и не покинул Мистраля под предлогом того, что так будет удобней координировать действия нарнийского и тархистанского флота. Верховный король не возражал, тем более, на главном южном паруснике находился его доверенный слуга. Близость представителя враждебной страны, с которой так нежданно образовался союз, держала в тонусе, не позволяла расслабиться и потерять присутствие духа. И, как ни странно, Питер получил возможность пообщаться с Рабадашем тесно и увидеть сына Тисрока с другой стороны.
Как оказалось, царевич был превосходным моряком. Он явно не раз и не два покидал свою страну на корабле и обладал неплохим опытом управления судном. Более того, и воином он был отличным – Питер, сам опытный боец, замечал это по выправке, по осанке и манере движения, о которой тренированный человек уже не задумывается, которую не замечает, когда как это очевидно другим. Тем, кто знает, как смотреть. Рабадаш был горяч, как и все южане, вспыльчив и горд, однако держал свой нрав в узде. Этим он неожиданно напомнил Эдмунда – брат тоже в ключевые моменты усмирял свой характер. Да, двум таким ярким личностям трудно было ужиться и, тем более, договориться…
Воспоминания о младших брате и сестре причиняли немалую боль. Питер никак ее не демонстрировал, просто иногда уходил на нос Мистраля и подолгу стоял там, смотря на чистый горизонт и думая о том, что обидел, что-то недосказал, не поблагодарил, не сделал… И что теперь, возможно, этого уже не исправишь никогда, ведь прошло уже несколько дней с момента исчезновения Рассвета. Государь в одиночестве кусал губы, запрещая себе думать об этом. В один из хмурых, серых дней, когда небо затянули тучи, а ветер из теплого стал резким и холодным, он задумался настолько глубоко, что не заметил, как промелькнула в небесах белоснежная чайка – словно росчерк чистоты и света в готовящейся грозе. Питер так и стоял там, на носу, глядя на темные пенистые волны, пока не подошел один из матросов и не посоветовал покинуть верхнюю палубу, ибо назревал сильный шторм.
На следующее утро, когда вода улеглась, море успокоилось, а небеса посветлели, государю доложили, что до Семи островов осталось плыть буквально несколько часов. Еще чуть-чуть, и берег Мьюла покажется на горизонте. Эту весть Питер принял спокойно. Он нервничал уже столько, что просто перегорел. Верховный король знал, что будет делать, и сделает это, а остальное неважно. Метаморфоза, что обратила дикое, бушевавшее этой ночью море в тихое ровное создание, напоминало преображение государя Нарнии. Внутри он также безумствовал, рвал и метал. Теперь же выдохся и смотрел безучастно на барашки волн.
Над головой раздался звонкий клекот. Питер поднял глаза небо и увидел почтового ястреба, уцепившегося когтями за толстый канат Мистраля. К его пятнистой груди был привязан свиток, украшенный алой нарнийской лентой. Сердце Верховного короля замерло на мгновение, а затем забилось лихорадочно, словно желало вырваться на свободу. Питер не помнил случая, чтобы у него так сильно тряслись руки. С огромным трудом он развязал ленту и развернул свиток. Когда он прочел первые строки, то не сдержал судорожного вздоха. Это был почерк Эдмунда!