Грани миров
Шрифт:
Лицо женщины стало суровым и торжественным.
— Молчи, — сказала она, — они погибли не зря, они спасли тебя, Ирину с Прокопом, мальчика Юру и грудного ребенка.
— Да, вы правы, простите, я сам не знаю, что говорю.
— Тебе нужны крепкий сон, хорошая еда и беседа с умным человеком — тогда сила и разум быстро к тебе вернутся. Ирина рассказала, что ты ученый, занимаешься микробами. Мой муж Рустэм тоже умный человек — он долго учился, и много повидал в своей жизни. Когда он вернется, вы найдете, о чем поговорить. Можешь встать, но много
Сказав это, она поднялась, набросила на плечи темный платок и вышла. Сразу же после ее ухода в комнате появилась девочка лет двенадцати-тринадцати и поставила на стол тарелку с лавашем и глубокую миску, над которой поднимался пар. Запах приправ внезапно пробудил у Сергея мучительное чувство голода, но вид кусочков теста, плававших в жиру, заставил его поморщиться — конечно, это был не «первый стол» и даже не «пятый». Однако голод не тетка, поэтому он осторожно подцепил кончиком ложки белый шарик, положил его в рот и почувствовал вкус мяса.
— Это хинкали, — застенчиво пояснила девочка, — старая тетя Айше говорит, что души тех, кто ожидает погребения, больше всего любят запах хинкали. Поэтому пока тело моего брата Наби не упокоится в земле, во всех домах моего отца на столе будет каждый день стоять хинкали. Может быть, Наби сейчас сидит за этим столом, — она с таким убежденным видом указала на стул напротив Сергея, что он вздрогнул и поперхнулся.
— Гм, однако! И сколько же у твоего отца домов?
— Четыре, — она, кажется, немного удивилась его вопросу, — ведь каждая жена должна иметь свой дом, разве нет?
— Да, конечно, это резонно, ничего не скажешь.
Девочка убежала, и тут же вернулась, поставив перед ним маленький кувшинчик.
— Молоко. Я с утра корову доила.
Сергей откашлялся и впервые внимательно посмотрел на малышку. Его поразили красота лица девочки и та грация, которой было наполнено каждое ее движение. Он всегда с некоторой опаской относился к детям, но тут не удержался и спросил:
— Как тебя зовут?
— Халида, — длинные ресницы вспорхнули кверху, ярко-карие глаза смотрели на него с нескрываемым интересом.
— Халида? Это твоя мама сейчас со мной разговаривала?
— Да. Мою маму зовут Фируза, она третья жена нашего отца, — застенчиво пояснила она.
— У тебя, кажется, есть брат Ильдерим, — стоило захотеть, и имена мгновенно выплывали из его подсознания. Им даже овладело ребяческое желание щегольнуть неожиданно обретенной памятью, — твоя мама сказала, что вы с Ильдеримом подружились с Юрой.
— Да, — прошептала она. — Когда хоронили его маму, он много плакал, а теперь все время молчит. Тетя Ирина сказала, что у него никого больше нет, и Ильдерим хочет, чтобы Юра остался у нас. Моя мама тоже говорит, что неплохо будет, если Юра будет жить в нашем доме, потому что у нее только двое детей — Ильдерим и я.
— Мне кажется, что двоих детей за глаза достаточно.
— Тетя Сабина родила четырех сыновей, тетя Мариям пятерых, и даже у тети Лейлы, младшей жены, уже трое. Но я —
— Братья-то тебя не обижают? Не таскают за косички?
Лицо маленькой Халиды осветилось нежной улыбкой, и она отрицательно покачала головой:
— Нет! Все мои братья меня любят, а отец говорит, что я свет его очей. Мы хотим, чтобы Юра тоже стал нашим братом.
— Это уж Юра сам должен решить. Он родился и вырос в Москве, там его дом, его друзья, его тетя.
— Да, он говорил, ее зовут Наташей. Мама говорит, что мы и ее позвали бы сюда, только она учится в институте.
— Юре тоже нужно учиться в школе.
— У нас есть школа. Раньше всех детей учила одна тетя Сабина — географии, истории и русскому языку. Мой отец тоже мог бы учить детей, потому что он знает все на свете, но ему некогда — ведь он председатель сельсовета. Поэтому он послал моего самого старшего брата Гаджи учиться в Дербент. Теперь Гаджи вернулся — он окончил институт и теперь учит нас в школе математике, физике и химии. А его жена тетя Сурая учит нас биологии и еще учит писать и читать совсем маленьких детей.
— А ты умеешь читать и писать по-русски?
— Мы учимся только по-русски — Гаджи и отец говорят, что на нашем бежитинском языке не издают книг и учебников, а я очень люблю читать про животных. И еще люблю их рисовать. В прошлом году Гаджи привез из Махачкалы много учебников и еще привез «Жизнь животных» Брема — целых шесть томов! Только в нашем лесу есть звери, про которых там ничего не написано.
— Этого не может быть, — с улыбкой возразил Сергей, — у Брема про все написано.
Девочка не стала спорить и с присущей детям легкостью переключилась на другую тему.
— Хотите, я вам потом покажу свои рисунки? — прощебетала она. — Отец хочет, чтобы я, когда вырасту, поехала учиться в Дербент или Махачкалу. Я заберу посуду, да?
Сергей с ужасом уставился на свою миску — он даже не заметил, как за разговором полностью ее опустошил. Да еще вдобавок к этому выпил полкувшина жирного парного молока.
— Что… что это было? Что я съел? Из чего это делают?
— Из чего делают хинкали? — изумленно переспросила Халида, не понимая, причины испуга, написанного на лице ее собеседника. — В тесто заворачивают баранину с зеленью, посыпают перцем, потом поливают салом… Ой, я всего не помню, я еще сама никогда не делала — только помогала резать зелень и лук. Я спрошу у мамы или тети Сабины, хорошо?
— Не надо, спасибо, мне и этого достаточно, — в его голосе прозвучал сарказм обреченного на смерть. — Конечно, забери тарелку и можешь идти. Еще раз спасибо.
«Я уже покойник — с моим холециститом умять целую тарелку завернутой в тесто жирной баранины, да еще с перцем и политую салом…»
От этой мысли лоб Сергея покрылся холодным потом, а в ушах зазвучала скорбная мелодия траурного марша, но девочка все стояла над душой и никак не хотела уходить.
— А молоко допить? Невкусное, да? — тихо и огорченно спросила она.